Ложись - [104]

— Давай! — кричали ему.

— Нн… но… — заикался канарец.

— Давай!

Снова поехали. Батареи били по грузовику. На машину обрушился шквал огня. Внезапно она заскрежетала и встала на дыбы, подброшенная взрывом. Все в ужасе съежились. Водитель громко читал молитвы и плакал. Верх задней части кузова свисал клочьями, изодранный щебнем.

Наконец зона обстрела осталась позади. Водитель затормозил. Все были невредимы.

— Ну что я говорил? Нет, вы только посмотрите, братцы! — еще не оправившись от испуга, водитель показал на изодранный кузов.

Каптеры, совсем успокоившись, улыбнулись.

— Это мы еще легко отделались, — и водитель тоже улыбнулся, радуясь, что остался жив.

Возвращались ночью. Слышалась частая стрельба. Рвались ручные гранаты. Со стороны Сан-Бласа время от времени залетали шальные пули. Пришлось задержаться на складах. Ждали долго, собравшись у костра. Пока продолжался бой, ехать по дороге было опасно. Сидели молча, испуганные. Было очень поздно.

— А если попробовать? — предложил кто-то.

Поднялись. Водитель не возражал. Он уже успел немного хлебнуть и, кроме того, как потом выяснил Аугусто, накурился какой-то одуряющей смеси.

Удалось проехать всего километр. Дальше дорогу держали под прицельным ружейным огнем. Машина остановилась. Заспорили. Одни считали, что надо ехать, другие возражали. Укрылись за выступом скалы. Ошалев от страха, бестолково толклись на месте, не зная, на что решиться; вглядывались в темноту, содрогавшуюся от выстрелов. Наконец забрались в кювет и уселись там, скрючившись.

Залп крупнокалиберной батареи, замаскированной в кустах неподалеку, заставил их поднять головы и принять немедленное решение.

— Пошли отсюда!

Снова вернулись к складу и прождали еще больше часа. Едва огонь стал утихать, двинулись в путь. Изредка посвистывали пули. При въезде на дорогу, ведущую к окопам, машина остановилась. Пулеметная очередь попала в двигатель. Водитель ругался на чем свет стоит. Фары были выключены, и он пытался на ощупь исправить повреждение. Даже спичку нельзя было зажечь. Каждый раз, когда свистела пуля, водитель испуганно пригибал голову.

Наконец добрались до кухонь, которые стояли в прогалине между сосен. Неясным пятном виднелся в темноте ротный обоз. Угли костров, на которых готовилась еда, отбрасывали уютный розоватый свет. С ружьем на плече взад и вперед ходил часовой. Сменившиеся с поста еще не легли и тихо разговаривали у огня, бережно затягиваясь сигаретами. Вокруг костра вихрились густые тени, опаляя в пламени свои влажные крылья. Где-то там, в вышине, задернут черный занавес небосвода; мерцают звезды и иней, кружит часовой.

Возле костра Аугусто увидел Року. Он сидел, помешивая палкой угли.

— Ну как? — спросил писарь.

— Как видишь, обошлось. В Сан-Бласе натерпелись страху, снаряд угодил в машину, верх разорвало в клочья. А вы как тут?

— Здесь тоже была заварушка. Кривого убили. Аугусто вспомнил, как в Суэре батальон «сеньоров»

взял Кривого в плен, а тот возмущенно орал: «А ну-ка, чешите отсюда, бездельники!».

— И четверых ранило. Среди них капрал Родригес, — продолжал Рока. — А вообще с утра — восемь человек.

— Родригес тяжело ранен?

— Опять ты за свое? Нет, легко, пуля попала в плечо. От этого не умирают, — улыбнулся Рока.

Пока Аугусто ужинал, Рока рассказал подробности.

— Пойду посплю, — наконец сказал он.

— Тут поспишь, пожалуй. Хоть бы согреться немного! До сих пор дрожу от холода.

Аугусто снял ботинки и протянул ноги к огню. Скрутил сигарету, закурил. Эспиналь молча сидел рядом, словно верный пес.

— Хочешь кофе?

— Нет. Спасибо. Я уже выпил.

— Пей, дружище. У меня еще есть. — Эспиналь протянул Аугусто кувшинчик.

— Ладно. Спасибо. Вскоре Эспиналь улегся.

Аугусто остался один. Сколько уже было таких ночей! Пронизывающий холод, мрачное безмолвие, смерть. Аугусто задумался. Возвращаешься ночью или на рассвете совсем окоченевший, все тело ломит, кости ноют. Он окинул взглядом деревья. Старые, добрые друзья, они стерегут его, словно часовые. В застывших лужах играют отблески пламени. Он видит бледные лица каптеров, порозовевшие в свете костров, пирамиды винтовок, замаскированные сосновыми ветвями повозки, безмятежно спящих обозников.

Рядом с Аугусто никого нет. Только таинственная тишина да запах хвои. Все уже давно спят. Костры вновь гаснут. Слабое пламя своими дрожащими руками с трудом отражает наступление тьмы. Проходит часовой. Аугусто думает. Сколько еще таких ночей предстоит ему! Холодных, страшных, одиноких. Аугусто шепчет: «Берта!» Это имя отдается в его душе печальным эхом. «Когда же это кончится!»

Глава двадцать седьмая

Сели надо было отправляться в Дароку или Калатаюд, поднимались в четыре утра. От быстрой езды в открытой машине мерзли еще больше, и четырехчасовой путь превращался в настоящее мучение.

В это утро мороз был особенно свирепым. Термометр показывал 15 градусов ниже нуля, дул сильный ветер. До Кампильо едва добрались. Косогор у Сан-Бласа проехали, когда совсем рассвело. Ветер крепчал, он тащил за собой ветки, бумагу, швырял в глаза густую пыль. Выл, яростно налетая на кустарник, со злобным ревом обрушивался на машину, которая вздрагивала, словно от пощечин.