Ложь во спасение любви - [6]

Тон Фелисити звучал не совсем естественно, и Кармела всю дорогу боролась со снедающим ее любопытством.

Что же собиралась сообщить ей подруга, и каким образом это касалось лично ее?

Но сейчас более всего прочего Кармелу переполняло чувство благодарности к подруге. Фелисити дала ей возможность покинуть дом пастора, где все, абсолютно все, угнетало девушку, начиная от безобразной обстановки и заканчивая отвратительным поведением детей и грубостью их родителей.

Кармела так и не смогла заставить себя хорошо относиться к пастору и его жене, хотя понимала, что должна благодарить этих людей, они совершенно не вызывали у нее никакой симпатии.

Пастору особенно недоставало христианского милосердия и терпения, а госпожа Купер оказалась недалекой, утомительной в общении, нервной женщиной, перегруженной пустыми делами и заботами, к тому же совсем не любившей своих детей.

Стоит заметить, что семья пастора была чужой здесь, они сравнительно недавно поселились в деревне, но так и оставались чужаками вот уже лет шесть. Новый пастор сменил предыдущего священника, который около полувека исполнял обязанности до самой своей смерти.

И сейчас для Кармелы существовало только одно — она снова входила в замок и вновь видела перед собой образец совершенного вкуса, царившего во всем его убранстве.

Портьеры не просто шили из дорогой парчи, но их тщательно подбирали под цвет стен, сохраняя тот же мягкий и. спокойный оттенок. Картины повсюду радовали взор.

В комнатах в больших вазах стояли цветы, их благоухание ощущалось уже издали. Слуги в удобной, умело пошитой форменной одежде доброжелательно улыбались Кармеле, которую они хорошо знали. Все вокруг будто говорило ей, что и она сама, подобно Фелисити, вернулась домой.

Фелисити, скинув плащ и сняв шляпу, направилась в очаровательную гостиную, еще с детства считавшуюся у обеих девочек их собственной.

Графиня обставила эту комнату специально для внучки.

Синяя обивка диванов и стульев гармонировала с цветом глаз Фелисити, по стенам были развешаны картины в стиле Фрагонара, изображавшие элегантных молодых женщин, Кармела никогда не сомневалась, что ее подруга не уступает в изяществе героиням сюжетов этих полотен.

— Хотите что-нибудь освежающее, ваша светлость? — поинтересовался дворецкий, не переступая порог гостиной.

Фелисити посмотрела на Кармелу, но та отрицательно покачала головой.

— Нет, спасибо, Бат.

Дворецкий закрыл дверь, и они остались одни.

— Ты уверена, что не голодна? — уточнила Фелисити. — Ты же не съела тот ужасный завтрак!

— От одного воспоминания о завтраке меня начинает мутить! — ответила Кармела. — О, Фелисити, я не смогла присматривать за детьми. По крайней мере — за такими детьми!

— Меня это не удивляет, — заметила Фелисити. — Как ты вообще решилась на подобную глупость? Кто тебе сказал, будто это то место, где ты была бы счастлива?

— А что мне оставалось делать? — оправдывалась Кармела.

— Тебе не следовало забывать, что я с радостью приняла бы тебя здесь, — продолжала Фелисити, — и не притворяйся слишком гордой, я все равно тебе не поверю!

Они обе рассмеялись, ведь это была их старая шутка о гордецах.

— Когда люди говорят о милосердии, они обычно подразумевают деньги, — объясняла однажды им графиня. — Но гораздо труднее, хотя в этом и заключается милосердие, дарить людям свою душу, самого себя.

Девочкам показалась забавной эта мысль старой графини, и однажды Фелисити, возвратясь в замок, поведала о своем поступке бабушке:

— Я проявила большое милосердие сегодня, бабушка. Я проговорила дольше десяти минут с этой скучной мисс Добсон и не сомневаюсь теперь, что поднялась на несколько ступеней выше по лестнице к Небесам!

— Ну да, я слишком гордая, — согласилась Кармела, — но, если ты желаешь проявить великодушие и позаботиться обо мне, я не против.

— Я тоже, — промолвила Фелисити, — но теперь, дорогая, выслушай меня.

— Я готова. Правда, у меня сильное предчувствие, что ты затеваешь какую-то авантюру.

— Думаю, можно именно так сказать, — призналась Фелисити. — Как это ни странно, я собираюсь выйти замуж!

Кармела выпрямилась.

— Замуж? О, Фелисити, как романтично! Но… за кого?

— За Джимми, за кого же еще?

Кармела застыла.

— Джимми Солвика? Но Фелисити, я и не знала, что его жена умерла.

— Она не умерла!

Кармела не спускала с подруги широко раскрытых глаз.

— Как… я не понимаю.

— Она при смерти, но еще не умерла. Мы уедем с Джимми во Францию, где и останемся, пока не сможем пожениться.

Воцарилась тишина. Потом Кармела едва выговорила:

— Но, Фелисити, ты не можешь так поступить! Подумай о своей репутации!

— Тут не о чем спорить, — тихо сказала Фелисити. — Я не могу поступить иначе, и ты, Кармела, должна мне помочь!

Кармела разволновалась.

Она уже больше года знала о любви Фелисити и лорда Солвика, их ближайшего соседа.

Этот симпатичный и очень обаятельный молодой человек стал владельцем огромного, но очень старого родового дома и обедневшего имения, и, как это часто бывает, не имел денег на содержание всего этого.

Фелисити всегда знала, что сама она кое-что унаследует, поэтому молодые люди тщательно скрывали свои чувства. К тому же, узнай старая графиня о выборе Фелисити, она непременно бы воспротивилась этим отношениям. Ибо, даже если бы Джеймс Солвик был свободен, она никогда не сочла бы этого, пусть и весьма приятного молодого человека, достойной партией для своей внучки.