Ложь во спасение - [94]

«Я прыгну, – подумал он, – и ты больше не сможешь мучить меня. – Мне будет легко, а ты останешься здесь одна, наедине с пылающей ненавистью. И может быть, эта ненависть спалит тебя изнутри, и ты тоже умрешь следом за мной, превратившись в обуглившуюся головешку. Умрешь еще раз. Только этой твоей второй смерти я уже не увижу».

– Ну же, – прошелестели совсем рядом ее мертвыегубы. – Давай.

Схватившись рукой за оконную раму, он подтянулся и сел на подоконник. Повернул голову и увидел небо. Огромное и синее небо, а на самом краю его – крошечное и пушистое белое облако. С высоты десятого этажа оно казалось совсем близким, это облако. Только протяни руку – и дотронешься. Оно само прыгнет тебе на ладонь – легкое, нежное и прохладное.

– Ну же…

Он протянул ладонь, сложив пальцы лодочкой, и потянулся за облаком. И в этот момент уже ничего не помнил и ни о чем не думал – облако было близко, совсем близко, и уже ничто не могло ему помешать… Рука, сжимающая край подоконника, медленно соскальзывала, другая рука тянулась вверх, в небо.

И вдруг он услышал крик.

Крик, доносящийся совсем с другой стороны, откуда-то извне. Кто-то громко прокричал его имя:

– Женя! Женька-а-а!!

Этот крик на секунду отвлек его от мыслей про облако. Пришлось обернуться. Обернувшись, он увидел, как чья-то полупрозрачная тень тревожно всколыхнулась рядом, заметалась по кухне и ринулась в коридор – только мелькнули белые волосы и зеленый свитер. А потом чьи-то руки крепко схватили его за запястья и стали тянуть на себя.

– Женя… Женька… Женечка… – Руки обнимали его, судорожно гладили по плечам и по спине. Он ничего не видел – только белые волосы с платиновым отливом. Но это были ужедругие волосы. Это была уже другая девушка.

Живая.

– Ленка, – наконец выдохнул он, понемногу приходя всебя. – Ленка Лисичкина… Ты-то, скажи, как здесь оказалась?…

Облако за окном равнодушно проплывало мимо. Евгений о нем уже не помнил.

Три дня спустя Ленка ходила туда-сюда по паркету, то и дело поправляя очки. В руке у нее была телефонная трубка, на серьезном лице – озабоченная морщинка, на теле – смешная фланелевая пижама в наивных лютиках.

Она была совершенно неподражаемой, его Ленка.

Самой неподражаемой, самой необыкновенной женщиной на свете. Женщиной, которая любила его уже почти двадцать пять лет и которая собиралась любить его всю оставшуюся жизнь.

Его, ничем не заслужившего такого счастья.

Евгений лежал на кровати, завернутый в простыню, и наблюдал за ней, все время боясь проснуться. Ему до сих пор казалось – он спит и видит Ленку во сне. В тот самый страшный день он все-таки дотянулся до облака, поймал его, улегся на нем, как на перине, заснул и до сих пор не может проснуться.

Слишком трудно было поверить, что все уже позади.

– Спасибо, – душевно поблагодарила Ленка своего невидимого собеседника. – Спасибо огромное, Альберт Сергеевич, вы даже не представляете, как вы мне… как вы нампомогли!

Закончив разговор, она положила телефонную трубку на тумбочку и молча застыла посреди комнаты, ожидая вопроса.

Он задал ей вопрос – но совсем не тот, который она ожидала.

– Лен, скажи честно, ты мне снишься? Я сплю, и ты мне снишься, да?

– Нет, – ответила она безапелляционно. – Я тебе не снюсь. Ты проснулся уже три часа назад вместе со мной. И до сих пор валяешься в кровати почему-то.

Она была строгой и невероятно красивой в этой своей пижаме с лютиками.

– Иди сюда, – предложил он. – Будем вместе валяться.

– И не подумаю, – ответила она и уселась в кресло. Вот ведь, подумал Евгений. Две ночи подряд они уже спят вместе и до сих пор не…

Ну ладно в первую ночь. Тогда было не до этого. Тогда они оба заснули прямо в одежде уже под утро. И оба были не способны… вообще ни на что.

Ну ладно вчера вечером. Она пришла, вся такая обольстительная, в этой своей пижаме, нырнула в кровать, свернулась клубочком у него под мышкой и заснула через минуту. Ему просто жалко было ее будить.

Но сегодня-то?! Сегодня, наверное, уже пора! Ведь они оба проснулись три часа назад и до сих пор не…

– Жень, ты почему меня ни о чем не спрашиваешь? – спросила она строго, отвлекая его от непристойных мыслей.

– Не знаю, – серьезно ответил он после паузы. – Наверное, просто не хочу… Не хочу ничего знать об этом. И слышать даже не хочу. Знаешь, мне кажется, я до сих пор ее… боюсь.

– Не надо ее больше бояться.

– Как скажешь. Так что ты узнала от этого своего… Сергея Альбертовича?

– Альберта Сергеевича, – поправила она. – Узнала то, что, собственно говоря, и ожидала узнать. Эх, Женька, видишь, как получается? Самое главное мы с тобой пропустили. Сыщики сопливые, Эркюли Пуаро.

– Самое главное – это что?

– Самое главное – это изнасилование. Помнишь ведь, ты сам говорил мне, что сын Виктора Герасимовича сидит в тюрьме за изнасилование?

Евгений усмехнулся было, услышав, как Ленка называет Слизня Виктором Герасимовичем, но потом подумал: правильно, о покойниках или ничего, или только хорошее.

– Ну, помню.

– Так вот, именно ее он тогда и изнасиловал. А Альберт Сергеевич сейчас рассказал мне подробности того дела. Он, этот парень, был не один. Просто следствию своего сообщника не выдал, потому что понимал – за групповое ему сидеть дольше придется. Упорно все отрицал. Говорил на суде, что девчонке все привиделось. Ну, а поскольку во время медицинского освидетельствования нашли следы только его спермы, приняли на веру его версию. Пострадавшая ведь без сознания была большую часть времени, пока он над ней издевался. Вот и решили, что тот, второй, ей привиделся. Но он был на самом деле, Жень, я не сомневаюсь! Она описывала его, и, судя по описанию, это именно он, папашка, и был. Пьяные они оба были в тот вечер, сильно поиздевались над девчонкой.