Лояльность персонала - [48]

Решив проблему продолжения рода с одной женщиной, мужчина часто уходил в другое место (плачевное, с демографической точки зрения), а на его место приходил другой представитель сильного пола. И так могло продолжаться довольно долго. Понятно, что установить отцовство было трудно. А иногда – невозможно, зато было ясно, кто мать. Тут уже не перепутаешь. Нам такое положение дел кажется странным, потому как непривычным.

Представьте себе: вас бы звали не Михаил Петрович (Михаил, сын Петра), а Михаил Еленович (Михаил, сын Елены). Даже богов иногда называли по имени матери. Так красавец Аполлон, греческий бог малоазийского происхождения, прозывался Летоидом, или сыном Леты. Эта богиня была древнейшим малоазийским божеством, причем настолько старым, что специалисты не могут ответить на вопрос, богиней чего она была. По более поздним данным, у Аполлона был папа – бог Зевс. Но, видимо, культ Аполлона уходит своими корнями во времена матрилокального брака, когда было невозможно установить факт отцовства. Время матриархата запомнилось человечеству как всевластие дочерей Евы, их независимостью и неограниченной свободой в выборе временного спутника. Дети звались по матери, отец же оставался для них чужеродцем. При определенных обстоятельствах дети могли запросто убить папу или принести его в жертву Великой богине. Если сын или дочь лишали жизни отца, то не несли никакого наказания: они ведь жили в материнской общине. Конечно, им могли отомстить мама отца, его тетки и сестры, но это другой вопрос. Если же ребенок убивал мать, то он совершал тягчайшее преступление и нес соответствующее наказание.

Взрослая дочь чаще всего оставалась с матерью, сын же, напротив, иногда покидал родное племя.

Делалось это по банальной, старой, как мир, причине – в целях предотвращения кровосмешения. И необязательно с ближайшими родственниками. Кровнородственная община нуждалась в постоянном притоке свежего генетического материала: без него племя с эндогамной организацией было обречено на тяжелые болезни и постепенную деградацию. Свежую струю генов вносили пришлые мужчины.

Так когда же мужчины отобрали у женщин пальму первенства? Терпение. Столетия летели вдаль. Долго ли, коротко… Наступил бронзовый век.

Работа по выплавке металла требовала грубой силы. Как бы женщина ни была вынослива и терпелива, мужчина обладал большей физической силой.

Потом мужчины заметили: убивать металлом проще, чем камнем. Добавьте сюда их природную агрессивность, склонность к переменам места и получите воина-завоевателя. Мужчина уходил вдаль, убивал мужчин из чужих племен и оставался без женщины.

Мужчин той поры пронзала мысль о своем подчиненном положении и жгучее желание отомстить госпоже и хозяйке. Племенные легенды, верования и мифы оберегали власть женщины. Если бы сын Адама покусился на священную особу в своем племени, его бы прокляли и уничтожили. Значит, надо попытать счастья в другом месте.

Мужчины собирались в ватаги и уходили в чужие края. Драться, реализовывать природную агрессивность и необузданность, потому что дома матриархальные установки контролировали каждый их шаг. В жесточайших столкновениях они побеждали собратьев из враждебных племен и приходили на их земли, пылая яростью, испытывая жажду крови и страдая от нереализованного основного инстинкта.

Женщины поначалу благосклонно встречали чужаков, но те, опираясь на оружие, чувствовали себя свободными от мучительниц и не желали встретить новых.

С той поры, когда мужчина начал обрабатывать священный и презренный металл, он стал покушаться на права женщины.

Но власть обычаев крепка: мужчины еще долго боролись за лидерство и не всегда выигрывали.

Так чтобы стать царем в Элиде (области в Древней Греции), нужно было жениться на царевне-наследнице, поскольку власть передавалась по женской линии. В женихи попадали не с улицы, а после выигрыша в беге на колесницах у прежнего царя – одновременно мужа и папы красавицы. Если же не везло, то голова незадачливого искателя приключений украшала частокол.

Наконец, где-то во II тысячелетии до н. э. перед сторонниками полярных взглядов встал вопрос, сформулированный задолго до В. Шекспира: «Быть или не быть». Я попробую проиллюстрировать, как развивались события, с помощью мифов троянского цикла.

Чтобы поход греков под Трою был удачным, царь Агамемнон (ярый защитник патриархата) приносит в жертву дочь Ифигению. Мать девушки, царица Клитемнестра (сторонница матриархата) клянется отомстить. Через 10 лет Агамемнон возвращается с победой, и Клитемнестра с помощью кузена мужа Эгиста (у того были свои счеты с царем) убивает Агамемнона. Старый раб убитого уводит на чужбину сына царя – Ореста. Он живет у сестры погибшего отца, через 7 лет возвращается в Микены и убивает мать.

Это не мифическая экзотика, а вполне реальная ситуация. Подобное происходило по всей микенской Греции, пока на ее территорию не хлынули дорийские племена с севера.

Присмотримся к мифу. Кто прав, кто виноват… Агамемноном двигала великая цель завоевания Трои. Как сторонник патриархальных идей, он замахнулся на жизнь дочки. Царь полагал: жена должна стерпеть. Клитемнестра же выросла в традициях матриархата (к ней обращались «дочь божественной Леды»), муж был для нее чужеродцем, не вызывающим доверия и уважения. Отцу-патриарху в то время ничего не стоило убить дочь; сына он бы не тронул, так как считал бы его наследником. Почувствуйте разницу с матриархатом.