Ловушка для вора - [50]

Щукин только поморщился.

Он осмотрел содержимое сумки, о которой говорил Ляжечка, и нашел там длинное платье, недорогое, но новенькое, только что купленное — с него не успели даже снять этикетку, — колготки, совершенно уродскую красную блузку и длинный рыжий парик.

«Ага, — догадался Щукин, — все это покупал мужчина. Скорее всего — сам Ляжечка и покупал. Не могла женщина приобрести такое дерьмо. Видно, Ляжечке поручили прошвырнуться по магазинам и найти то, во что можно переодеть Лилю. В самом деле — как она будет садиться на паром в том тряпье, в каком она сейчас?»

В той же сумке Николай нашел небольшую и, очевидно, очень дешевую женскую сумочку с косметикой. Косметика, как Щукин определил моментально, была мерзопакостной, стоила она явно гроши, а производителем был Китай — судя по тому, что на флакончике с помадой, сплошь испещренном непонятными иероглифами, красовалась яркая надпись «PYERR KORDENN» и три восклицательных знака.

Щукин переодел Лилю, но уродовать ее косметикой не стал, сочтя это неуместным: девушка хоть и была порядком измождена, выглядела — в силу своей природной привлекательности — все же недурно.

«В крайнем случае, — подумал Николай, — можно прямо на месте что-нибудь подмазать или подкрасить, чтобы скрыть неестественную бледность и синяки под глазами…»

Справившись с этим делом, Щукин снова сел пить чай.

Ляжечка больше не звонил.

Напившись чаю, Николай ушел в комнату, улегся на диван, точно такой же, как тот, на котором в соседней комнате лежала Лиля, и глубоко задумался над сложившейся ситуацией.

Сколько времени он провел так, он не помнил. Результат размышлений был нулевой, Щукин почему-то никак не мог разработать план дальнейших своих действий, и все его мысли сводились к одному — надо подождать подходящего момента. Но вот только когда наступит этот подходящий момент и достаточно ли он будет подходящим?..

Из тягостных раздумий Николая вывел раздавшийся на кухне протяжный стон. Это явно стонал тот странный парень Санька Матрос, о котором Щукин успел забыть.

Николай направился на кухню.

Там он застал странную картину. Санька Матрос сидел на табуретке, поджав под себя худые ноги. Он раскачивался из стороны в сторону и что-то гудел себе под нос.

«Точно, — подумал Щукин, — полный псих».

Матрос вдруг поднял голову.

— Плохо мне, — пожаловался он.

— А кому сейчас легко? — хмыкнул в ответ Щукин.

Матрос буркнул что-то про себя и поднялся так стремительно, что табуретка полетела на пол.

— Ты чего? — озадаченно спросил Николай.

— Ничего… — сквозь зубы процедил Матрос, стаскивая с себя косуху. — Настроение у меня плохое. Это у тебя, как я вижу, больно хорошее…

— Ну да, — легко согласился Щукин, решив не разбираться в стремительных, как струи водопада, перепадах настроения своего нового знакомого. — В моей жизни случилась большая радость. Как мне кажется — самая большая… Получил тебя вот в подарок…

Матрос на это ничего не ответил. Он швырнул свою куртку на пол и, гремя тяжелыми, зачем-то подкованными железом ботинками, проследовал к кухонной плите.

— Ложку дай мне какую-нибудь! — закричал он оттуда так громко, словно Николай находился в другом помещении.

— Грязные в раковине, — сказал Щукин, следя за Матросом. — А тебе зачем? Чистые в ящике стола…

— Все равно…

Матрос принял от Николая ложку, достал из кармана маленький пакетик, высыпал в ложку часть порошка, подумал, добавил еще.

— Газ включи, — отрывисто приказал он.

— У самого руки отвалились?

Матрос снова проворчал что-то, потом поднялся, включил газ и опять уселся за стол.

Щукин закурил, с интересом наблюдая за Санькой.

Матрос аккуратно положил ложку с белым порошком на стол, вытащил из кармана одноразовый шприц.

Сорвав упаковку, он взял со стола ложку, поднес ее ко рту и выпустил слюну в ложку. Проделав это, он зажал шприц в зубах, а ложку поднес к горящему на плите ярко-синему цветку газа.

Казалось, он забыл о существовании Николая. Глаза Матроса глубоко запали. Он со свистом трудно дышал через нос.

— Непонятная дурь… — бормотал Матрос. Шприц в зубах очень мешал ему говорить, но для Матроса это было не важно — он ни к кому не обращался. — Взял у барыги незнакомого… Времени не было ехать к своему постоянному… продавцу. Не дело, конечно, ширяться черт знает чем перед работой, но другого выхода нет… Иначе сдохну за рулем прямо…

Матрос отнял ложку с закипевшей в ней жидкостью от огня и втянул горячую жидкость в емкость шприца. Бесполезную теперь ложку он, не глядя, отшвырнул — она удачно упала в раковину.

Матрос уселся на стул, закатал рукав — мелькнула татуировка — и стал быстро сжимать и разжимать кулак, зажав руку выше локтя каким-то хитрым образом между ног, отчего стал похож на страшно скрюченного китайского демона.

Он поднес иглу к вздувшейся вене. Николай поморщился и наклонился, чтобы затушить в пепельнице сигарету, а когда снова посмотрел на Матроса, то тот сидел, откинувшись на спинку стула, с неподвижно уставленными в потолок глазами.

Использованный шприц лежал на столе.

Николай поднялся, чтобы выбросить шприц в мусорное ведро. Матрос посмотрел на него. Лицо у Саньки было размякшее и мокрое от выступившего на нем пота. Николай вдруг подумал, что пот должен быть холодным.