Ловушка для вершителя судьбы - [14]

Сейчас ему казалось, что жить в такой комнате просто невозможно, а ведь тогда он был почти счастлив. Во всяком случае, более или менее доволен своей жизнью.

Родители Алеши познакомились и поженились по меркам тех времен довольно поздно. Ко дню свадьбы папе уже минуло сорок лет. В молодости, вернувшись из армии, он почти сразу женился, но непродолжительный брак оказался столь неудачным, что после развода отец зарекся когда-либо еще раз надеть на палец обручальное кольцо. Долгое время он оставался верен своему обету безбрачия – но годы шли, а Григорий Ранцов не молодел. Здоровье начало ухудшаться, и все чаще, вернувшись с завода (он был мастером в слесарном цеху), Григорий подумывал о том, что хорошо бы возвращаться не в пустую, холодную и темную квартиру, а в теплый уютный дом, где его ждут, где вкусно пахнет из кухни и где дети радуются приходу отца. Он стал оглядываться вокруг и вскоре заметил в заводской бухгалтерии симпатичную женщину в том возрасте, в котором представительницы прекрасного пола уже обычно расстаются с мечтами о принцах на белых конях. Валя охотно согласилась стать женой непьющего и работящего Григория. Не прошло и года, как в семье Ранцовых случилось прибавление. Сына назвали Алексеем, в честь покойного отца Валентины.

Несмотря на то что мальчик был поздним, долгожданным и очень желанным для обоих родителей, сына Ранцовы не баловали. Но всей душой любили – а это самое главное. Психологи утверждают, что шансы стать счастливыми людьми для нелюбимых детей не слишком велики; чтобы достичь этой цели, им приходится потратить массу усилий. В то время как те, кто с рождения ощущал тепло и заботу, могут быть счастливы изначально, просто потому, что появились на свет. Так было и с Алешей. Конечно, и его наказывали за проступки, конечно, бывало, что и он ссорился с родителями и обижался на них – но никогда, даже в самые трудные моменты, у него не возникало и тени сомнения в том, что и для матери, и для отца он всегда был, есть и будет самым родным, самым дорогим на свете человеком.

Так и проходило детство Алексея, ничем особенным не отличавшееся от детства миллионов его сверстников. Игры во дворе, учеба в школе, летний отдых на даче да книги. Читать Алексею всегда нравилось, он запоем глотал Жюля Верна, Фенимора Купера, Майна Рида, Александра Дюма и Луи Буссенара – а потом, подобно многим своим сверстникам, сочинял сам для себя похожие на прочитанные книги истории, героем которых был он сам, лично. Иногда он рассказывал эти истории приятелям по дачной компании, и тем они нравились.

В шестнадцать лет Алеша, как и многие люди в этом возрасте, считал себя очень мудрым и опытным. Он не сомневался, что знает о жизни абсолютно все, и готов был с вдохновением оратора и подходом философа часами обсуждать мироустройство, тем более что подходящий собеседник всегда был под рукой. С Борей Звягинцевым они дружили с первого школьного дня и за десять лет поссорились один-единственный раз, в шестом, кажется, классе. Что они тогда не поделили, никто из них не помнил, но после примирения дружба окрепла, и стало ясно – это навсегда.

В школе Борис заслуженно считался творческой личностью. Еще в младших классах он начал сочинять наивные и часто нескладные стихи и сказки, в которых, однако, как выразилась на родительском собрании учительница литературы, «уже чувствовалась индивидуальность и творческая одаренность». Естественно, такие способности сразу же принялись эксплуатировать. До самого выпускного вечера Борька был бессменным редактором общешкольной стенгазеты, и ни один праздник, будь то День учителя, 8 Марта или 9 Мая, не обходился без написанных им приветствий и «монтажей» – этим техническим словом в то время почему-то называли выступление нескольких участников, по очереди читавших торжественные стихи. Творить на заказ Боре не нравилось, но даже это не отбило в парне охоту к писательскому делу. Он продолжал сочинять и к старшим классам уже успел попробовать себя во всех жанрах – от эпиграммы до саги.

Однажды зимним вечером друзья сидели по-турецки на потертых красных креслах в квартире Алексея. В плохую погоду они часто проводили время именно здесь. У Бори дома была бабушка, обладавшая удивительно чутким для ее лет слухом и чрезвычайно интересовавшаяся жизнью внука, особенно его секретами – а родители Алеши целыми днями пропадали на работе, и потому у Ранцовых ребятам никто не мешал. В тот вечер друзья говорили о будущем. Тема была весьма актуальной – до выпускных экзаменов уже рукой подать, а «хорошист» Ранцов так и не определился, в какой вуз он будет поступать. Интересовало и привлекало многое, но выбрать из этого что-то одно и конкретное представлялось невозможным.

– Тебе-то хорошо, – заявил хозяин гостю, – у тебя с выбором профессии давно все ясно. Литинститут имени Горького или в крайнем случае филфак МГУ. А вот что делать мне?..

– Ну, допустим, насчет меня ты ошибаешься, – отвечал друг. – Я не пойду в Литературный, а буду поступать в МАМИ.

– Ты? В МАМИ? – Алексей был изумлен. – С чего это вдруг?

– Ну, мы с родителями так решили, – пожал плечами Борька. – У отца там приятель преподает. Предки правильно говорят: писатель – это не профессия. То ли дело инженер! Да и ездить не так далеко – на метро с одной пересадкой меньше сорока минут получается.