Ловушка для Бога - [4]

* * *

В кладовой было темно, вкусно пахло мясом, и варвар со своим проводником, пробираясь между мешками и бочками, не преминули подкрепиться парой колбас с чесноком и перцем. Жуя, Ухарта вполголоса поведал Конану, что ключи от кладовой есть только у хозяина караван-сарая, а тот вместе с работником спускается сюда один раз в день – вечером, и потому сейчас им ничто не грозит. Выйти же отсюда знающему человеку очень просто, скоро Конан в этом сам убедится, вот только куда пойдет он среди белого дня – он, желанная добыча стражников?

– Не твое дело, – пробормотал киммериец, проглотив очередной кусок.

Улицы – не базарная площадь, там он найдет тысячу способов избежать ненужных встреч, добраться до дворца наместника и умыкнуть девчонку, даже если для этого придется поджечь Шадизар! А завтра Хадир, проснувшись поутру, обнаружит в своей конуре прекрасную девственницу, рыдающую от страха, и два-три десятка стражников, явившихся по ее следам! Вот тогда-то Лысый попрыгает, как скорпион на сковородке, доказывая, что он ни при чем!

– Дело, может быть, и не мое, – обиженно буркнул Ухарта, – да только знаю я одного человека, с которым тебе, Конан, полезно будет поговорить, прежде чем браться за такое…

– Что ты болтаешь, крысенок?

– Не болтаю, а правду говорю, о яростный тигр! Что ты знаешь о том, как добраться до нее? Ничего не знаешь!

– До… До… До кого это – «до нее»? – Конан прямо опешил: мальчишке-то откуда известно о его намерениях?!

– А то сам не понимаешь!

– Говори прямо, или мозги вышибу!

– Не сердись, могучий, а то вправду вышибешь – я и рассказать ничего не успею. Слушай: здесь неподалеку живет одна старуха, вот к ней нам и надо направиться…

– Нам? Никак, на дело со мной собрался? – нахмурился варвар.

– Дело-то свое сам сделаешь, – усмехнулся паренек, – а вот помощь моя тебе наверняка понадобится: без меня бабка ничего не расскажет…

Тут терпение варвара кончилось, и Ухарта, подбодренный затрещиной, коротко объяснил, что ночную беседу киммерийца с Хадиром он подслушал с чердака «Шустрого таракана», где оказался чисто случайно и без ведома Урдаши; что позавчера Лысый обещал убить его, бедного сироту, за некую глупую промашку, к теперь вся надежда Ухарты – на победу Конана в давешнем споре, ибо проигравший уже никому не сможет причинить вреда; что для исполнения задуманного Конану следует знать хотя бы расположение покоев во дворце, а узнать это можно простым и удобным способом: знакомая Ухарте бабка-повитуха, до недавних лет пользовавшая наложниц наместника, а Ухарту она привечает и помочь, надо думать, не откажется.

– Великий Митра! – вырвалось у Конана. – Да у тебя, парень, весь Шадизар в руках!

– Ну, весь не весь, – довольно хмыкнул мальчишка, – но до сегодняшнего дня я как-то дожил… А теперь, если ты согласен идти со мной, то нам пора: я слышу, стражники уже копаются под стеной…

От разобранного беглецами лаза действительно доносились приглушенные голоса: видимо, исполненные рвения доблестные защитники покоя горожан спорили, кто первым полезет в эту мышеловку. Мальчик и киммериец бесшумно скользнули во тьму. Через некоторое время Конан снова, как и на площади, потерял всякое представление о том, куда и в какую сторону ведет его маленький воришка. А чумазый знаток чужих подвалов уверенно и быстро лавировал между грудами припасов, пока впереди не забрезжил дневной свет. Сквозь зарешеченное окошко под потолком погреба виднелась узкая улочка, волею Митры пустовавшая в то время, пока Ухарта без особых усилий вытаскивал едва державшиеся в гнездах прутья решетки, а Конан благополучно преодолевал тесноватое для него отверстие.

До дома, где жила старая повитуха, они добирались недолго, но и за это краткое время им трижды пришлось затаиваться, избегая встречи с патрулями, то и дело попадавшимися на пути. Удобный день выбрал Хадир, чтобы отправить ненавистного варвара в пасть к Нергалу, нечего сказать… Но – то ли Митра и впрямь оставил Лысого, то ли Крому еще не надоело следить за жизнью киммерийца – скоро они достигли цели.

Полдня повитуха молчала, словно немая, бросая на молодого незнакомца подозрительные взгляды. Конан с трудом сдерживался, чтобы не схватить старую ведьму за шиворот и не вытрясти из нее все, что она знает, даже если вместе со сведениями придется вытряхнуть из упрямой старухи и жизнь. С тех пор как он свалял дурака, попавшись в ловушку Хадира, ему то и дело приходилось сдерживаться: утром на базаре, теперь здесь… Куда проще было бы прорваться сквозь кордоны, окружавшие площадь, отшвырнув с дороги двух-трех стражников. Не поймали бы – кишка тонка. Куда проще было, не связываясь с вездесущим болтуном Ухартой, дождаться ночи и, проникнув во дворец через первую попавшуюся щель, самому разобраться, где тут наместникова дочка, чтоб ее…

Солнце перешло зенит, время утекало, а упрямая старая змея продолжала испытывать судьбу, пожимая костлявыми плечами и бормоча какую-то несуразицу в ответ на сладкие речи Ухарты и угрозы Конана. Как ни крути, а Хадир придумал хорошую шутку, подбив Конана на похищение: без хитрости и изворотливости тут не обойтись – если, конечно, не наделен даром проходить сквозь стены, – а хитростью юный варвар не обладал. Идти же вслепую привычной дорогой, напролом – даже для любимца всех хайборийских богов значило почти наверняка лишиться того, чем всякий мужчина, особенно молодой и полный сил, дорожит не меньше жизни. Поэтому Конан, усевшись на коврик в углу, стиснув зубы, ждал. Будь он один, он, наверное, давно отступился бы, но Ухарта, не унывая, терпеливо кружил вокруг дряхлой полубезумной женщины, как овод над буйволицей. Мальчишка неустанно расписывал храбрость и щедрость своего могучего друга, намекал на хорошие деньги, которыми тот в скором времени, несомненно, оделит ее, царицу среди повитух, рассуждал о том, что наместник Хеир-Ага, конечно, не добрый человек, раз она, охранительница здоровья многих его отпрысков, живет теперь в такой бедноте, и, коли так, Хеир-Ага заслужил, например, парочку красивых рогов, которыми наградит его один храбрец, если узнает побольше о расположении женских покоев, о женах и, кстати, о дочерях наместника… Ухарта заливался соловьем, заходил так и эдак, и старуха, наконец, уступила…