Ловкость рук - [12]

— Ты думаешь, он? — спросила донья Сесилия.

Дон Сидонио в нерешительности замялся. 

— Не знаю...

Молча они пришли к единому выводу. Подозревать сына было унизительно, но все говорило против него.

— Можно пойти посмотреть,—сказал дон Сидонио.

Они направились в спальню сына; донья Сесилия зажгла свет.

В комнате, как обычно, стоял страшный беспорядок. Луис всегда старался тратить как можно меньше сил. Покурив, он оставлял окурки прямо в кресле. Выходя из уборной, не спускал воду. Никогда ни с кем не здоровался, никогда не отвечал на приветствия других. Словом, эгоизм освобождал его от чувства долга.

Постель была разбросана и испачкана, весь пол усеян окурками и бумажками. Донья Сесилия в отчаянии взирала на все это.

— И так надрываешься целый день. Сил нет прибирать в этом хлеву.

Дон Сидонио наклонился и поднял с дорожки окурок сигары.

— Что еще? — спросила жена.

— Кажется, моя.

Донье Сесилии было невыносимо стыдно высДгшивать обвинения против Луиса. Со свойственной ей кротость^ и всепрощением она объясняла проступки сына его неопытностью. «Молодые люди все одинаковы»,— повторяла она себе. И продолжала боготворить своего отпрыска.

— Сигары похожи одна на другую.

Дон Сидонио поднес окурок к носу; раздув ноздри, принюхался.

— Нет, жена, я знаю, что говорю.

Донья Сесилия не сдавалась. Она боялась обвинить сына без достаточных на то оснований и хотела быть чистой перед самой собой.

— То, что эти сигары одного сорта, еще ничего не доказы-вает,—возразила она.—Он сам мог купить такие же сигары, как у тебя.

Но она тут же пожалела о сказанном. С тех пор как Луис в прошлом году отказался учиться, ни она, ни муж не давали ему денег. Изредка она тайком совала сыну пять дуро, и Луис клал их в карман, даже не подумав поблагодарить мать. Он был твердо убежден, что все обязаны оказывать ему услуги, а он вовсе не должен благодарить за это. Но, как правило, родители не давали ему ничего, и, однако, у Луиса всегда были деньги. Он курил дорогие сигары, вечно перезванивался со своими приятелями и вообще вел довольно сумбурную жизнь. И хотя у них не раз вертелся на языке вопрос о деньгах, ни она, ни муж не осмеливались спросить сына. Сейчас ее слова вызвали законное недоумение. Вопрос, который напрашивался сам собой, вдруг прозвучал из уст дона Сидонио.

— Ты говоришь, купил? Хотел бы я знать, откуда у него деньги.

Донья Сесилия не ответила. Наклонив голову, она притворялась, будто внимательно рассматривает раздавленные на ковре окурки.

Дон Сидонио ходил из угла в угол, держа в руках конверт с марками.

— Да! Откуда он достает деньги? Не работает и вообще ничего не делает, мы не даем ему ни сентимо, и тем не менее он не отказывает себе ни в чем. Ходит в кино, курит, покупает романчики...

И он указал пальцем на стопку книг, сваленных на столе: пьесы социалистических театров, французские и советские романы...

— Вот эти книжки во всем виноваты. Они отвлекают его, забивают голову всякими глупостями; из-за них он теряет столько времени.—Дон Сидонио обернулся к жене и внимательно посмотрел на нее.— Может быть, ты знаешь, как он достает деньги?

В его вопросах звучал упрек. Донья Сесилия молчала.

— Нет, ты тоже не знаешь, предпочитаешь не знать,— поправился дон Сидонио.— Мы оба предпочитаем не знать. Мы видим, как он ходит в кино, гуляет с уличными женщинами, покупает книги и сигары, и ничего ему не говорим. Будто это самая обычная вещь, чтобы у мальчишки в его возрасте был туго набитый кошелек. Но знай, больше так продолжаться не может. Мы обязаны выяснить, откуда у него деньги.

Донья Сесилия растерянно смотрела на мужа.

— Но позволь, Сидонио. Ты говоришь так, будто тебе точно известно, что альбом взял Луис. Пока он не вернется, мы ничего не можем установить. Может быть, это сделал совсем не он.

Дон Сидонио пожал плечами.

— Не он? Тогда скажи, кто мог это сделать. Служанка? Бабушка? Глория? Или кто-нибудь из малышей?

Сесилия опустила голову.

— Нет, я не говорю этого... Я только хочу сказать, что, может быть, он вовсе не крал. Ты же знаешь Луиса. Может, он просто хотел посмотреть коллекцию, а так как комод был закрыт...

Ее слова повисли в воздухе. Донья Сесилия сама почувствовала, что не верит в них. Супруг, заметив ее смущение, решил снова пойти в атаку. ,

— Посмотреть, говоришь? С каких это пор он увлекается марками? Разве он когда-нибудь проявлял интерес к чему-нибудь полезному? Мы сами избаловали его, всегда потакали и оправдывали. «Ах, бедняжечка, он еще обидится. Не говори ему ничего, а то он расстроится». А теперь видишь, чем он нам платит: он плюет на нас и делает, что ему заблагорассудится.

Дон Сидонио негодовал на себя за свое мягкосердечие и, как всегда, приходя в ярость от проделок сына, клялся быть с ним непреклонным. Однако он прекрасно знал, что Луис ни во что не ставит его и прямо в лицо высказывает свое жестокое презрение. Чувство собственного бессилия приводило дона Сидонио в отчаяние.

И все упреки сыпались на голову доньи Сесилии, которую муж обвинял больше, чем сына. На лгце доньи Сесилии было написано покорное смирение. От мысли, что она принимает на себя удары, направленные против Луиса, она чувствовала' себя ближе к сыну.