Ловец - [4]

Стэн… в горле опять встал ком, который я с усилием проглотила.

— Эй, дамочка, помочь? — недовольный и грубоватый голос заставил меня оторвать отрешенный взгляд от барьера.

Но едва говоривший глянул на мое лицо, осекся.

— Миссис, что у вас случилось? — невысокий, с бледной рыхлой кожей и вислыми щеками мужичонка, что стоял у трапа, подался вперед.

Нехорошо начинать разговор, не поприветствовав собеседника. Дурной тон оставлять вопрос без ответа. Этим истинам меня с детства учили гувернантки и бонны. Вот только сейчас было не до этикета.

Я подняла на него глаза и одними лишь губами прошептала:

— Мне необходимо попасть на верфи.

Удивительно, но, несмотря на сип, мужик понял, куда мне надо.

— Если к судострою, то вам к Колченогому Алаиру надо, — его батискаф туды ходит, — и в подтверждение своих слов он ткнул пальцем, похожим на грязную сардельку, в стоявший невдалеке батискаф. Тот тоже выпятил свою помятую корму и ржавый винт из барьера и гордо завис в воздухе, не доставая пузом до горбылей настила три фута.

Я лишь кивнула и, как робот из витрины «Магии механизмов от Джуди Роу», тяжелыми деревянными шагами двинулась в указанном направлении.

Пассажирский батискаф, что отходил к верфям, был неказист, широкобрюх и настолько ржав, что рыжины на его обшивке было больше, чем бирюзовой краски. Боковые винты, что виднелись по ту сторону барьера, неспешно вращались. Зато у такой раритетной посудины имелось одно неоспоримое преимущество: скорость на ней, наверняка, просто не чувствуется (… сколько ни подгоняй элементаля в двигателе).

Плачевный вид батискафа объяснялся просто: он был для рабочих. Простых трудяг, что каждое утро спешат на верфи, а потом глубокой ночью добираются до окраин столицы. К чему им переплачивать за комфорт спозаранку? Ведь в предрассветный час, когда глаза еще с прищуром смотрят на мир, а дрянной, повторно сваренный кофе (он же — оружие массового воскрешения), еще не пробудил организм ото сна, изыски интерьера ни к чему. Тут единственное — чтобы посудина не развалилась в воде, а все остальное — мелочи жизни.

Когда я подошла к судну, капитан уже закрывал шлюз.

— Подождите. — Голос сел, и крик больше походил на шипение.

— Сюда? — с сомнением уточнил худой, как щепка, капитан, опираясь на костыль.

— Да, мне нужно во что бы то ни стало попасть на верфи.

— Четверть фунта, — безучастно озвучил мзду тощий. Он, в отличие от первого, плевать хотел на внешний вид и состояние леди.

Только тут вспомнила, что у меня с собой нет не только ни одного никелированного фунта, но даже и бронзового пенса.

Капитан, видя мою растерянность, прошелся взглядом, как наждаком, от мысов туфель-лодочек, испачканных в крови и грязи, до растрепанной макушки, а потом выдал:

— Но если денег нет, то могу взять браслетом.

Только тут я посмотрела на свое запястье. На нем, поверх посеревшей лайкры, красовалась металлическая вязь фамильного украшения, оплетавшая рубины. Цена этого обручального браслета равнялась стоимости сотни таких батискафов, но сейчас деньги не имели для меня никакого значения. Единственная мысль, которой я дышала — это увидеть Грэга. Поэтому-то я, не торгуясь, сняла браслет и протянула капитану. Тот поцокал языком, подняв над головой, так, что солнечные лучи заиграли в драгоценных камнях на свету, и удивленно протянул:

— Настоящие… а я то думал, стеклярус зачарованный….

Впрочем, жадность — первейшая из добродетелей богатства, тут же взяла в его душе верх. Наверняка, прикинув в уме сумму, попавшую к нему в руки, капитан не поспешил отсчитать «сдачу». Нет. Зато он положил украшение в нагрудный карман и, похлопав тот ладонью для верности, сварливо осведомился:

— А куда именно на верфи вас доставить? — видимо, крюк в обход установленного для рейсового батискафа курса, в понимании капитана окупал излишне щедрую плату.

— Галерный двор, — я обхватила себя руками.

Мне было холодно от мыслей, от картин, что стояли перед глазами и от цинизма, что сквозил в колком взгляде этого Колчегогого Алаира.

— Подвезу в лучшем виде, забирайтесь внутрь, леди. Отчаливаем.

«Леди», — за весь разговор он впервые обратился ко мне, как полагается по статусу. Деньги, пусть и в виде золотой лозы, созданной два века назад ювелиром — это лучшие учителя этикета и манер. А как быстро они прививают уважение…

Я поднялась по скрипящему на все лады трапу и оказалась в узкой, душной гондоле. «Пригнитесь» капитана прозвучало с запозданием: я, несмотря на свой невысокий рост, уже успела поприветствовать затылком низкий потолок.

Лавчонки, что стояли вдоль стен, были забиты. Кого тут только впритирку не сидело: мужик с испитым лицом, две словоохотливые бабищи с корзинами под ногами и сгорбившийся старик в коротком и ободранном пиджачке, настолько заскорузлом от грязи, что драп уже чем-то напоминал рыцарский доспех. И вонял обладатель кургузого одеяния не хуже, чем немытый пару месяцев тамплиер.

Я тихонечко присела на свободный край скамейки, когда одна их теток подвинулась.

Под потолком раздался усиленный рупором капитанский голос:

— Отправляемся. О промежуточных остановках объявлять заранее и громко, поскольку капитан глухой и не успевает сразу нажать протезом на тормоз. А еще напоминаю, что в стоимость проезда аварийный дыхательный амулет не вхо…