Love of My Life. На всю жизнь - [25]

Перекинув тело на другую сторону, я оказалась на кладбище. В окнах верхнего этажа сторожки горел свет. Смотритель кладбища и его жена, вероятно, готовились ко сну. Возможно, они сейчас чистят зубы, возможно, собираются заняться сексом. Я мысленно пожелала им удачи и стала пробираться между надгробиями вверх по холму, туда, где находилась могила Луки, громко выкрикивая свои гневные упреки.

— Ты мерзавец! — кричала я. — Как ты смел оставить меня одну! Ты ведь обещал мне, Лука! Ты обещал! Эгоистичный подонок! Ты клялся всегда заботиться обо мне! Посмотри на меня! Посмотри, что ты со мной сделал! Посмотри!..

На кладбище не было фонарей. Зачем мертвым свет? Тем не менее я прекрасно видела дорогу. Время от времени ветер разгонял тучи и сквозь них проглядывала ледяная луна. С каждым шагом вверх по холму мой гнев ослабевал. Чем выше я поднималась, тем больше успокаивалась и физически чувствовала, что меня со всех сторон окружают мертвые — добрые, заботливые мертвые. Готова поклясться, что я слышала их тихие голоса. В «Аркадской Долине» похоронено сто тридцать тысяч человек. Их души, видимо потревоженные моим ночным визитом, решили проявить свое сострадание ко мне, и я была благодарна им за поддержку.

Вытянув перед собой руки, я двигалась вперед. Мне казалось, что я захожу в теплое спокойное море и вода нежно обволакивает меня со всех сторон. Я шла в окружении мертвых, сопровождавших меня к могиле моего мужа.

Лука был одним из них. Он был не одинок.

Пробуждение было ужасным. Ему способствовал резкий звук будильника, сработавшего в моем мобильном телефоне. Повернувшись, чтобы его выключить, я сильно ушибла руку о прикроватную тумбочку. Извивающийся червячок острой боли, проделывающий ходы в моем мозгу, добрался до зрительного нерва, но мне было трудно открыть глаза, чтобы найти телефон, который я сбросила на пол.

Прежде чем мне удалось его нащупать, я еще раз ушибла руку. С трудом разлепив веки, я увидела на ладони безобразные кровавые следы порезов. На второй руке было то же самое. Один из порезов на правой ладони был настолько глубоким, что на него не мешало бы наложить швы.

Вся подушка была в кровавых пятнах. Простыни тоже. Рядом с кроватью стояли грязные сапоги, и на них уродливой грудой были свалены мои мокрые вещи — изорванные и окровавленные. Значит, предыдущая ночь не была дурным сном. Я не помнила, как попала домой, но, судя по всему, каким-то образом мне это удалось. Наверное, я снова перелезла через стену. А меньше чем через два часа мне нужно было быть в «Маринелле», чтобы присматривать за моими племянниками.

Я поставила чайник и, пока он закипал, включила бойлер, чтобы наполнить ванну. Приняв две таблетки ибупрофена, я искупалась и попыталась привести в порядок свои руки. Промыв порезы, я обработала их антисептическим аэрозолем. Мои колени тоже имели чудовищный вид, но их можно было, по крайней мере, спрятать под длинной цыганской бело-розовой юбкой. Я не стала снимать старую вылинявшую футболку. Просто надела сверху хлопчатобумажную блузку и голубую шерстяную кофту. Длинные рукава блузки немного прикрывали мои изуродованные руки.

Высушив волосы, я попыталась хотя бы немного привести их в порядок с помощью щипцов. Потом я замазала мелкие царапины на лице, замаскировала темные тени под глазами, нанесла ровный тон приятного, здорового оттенка, закапала глаза, чтобы придать им блеск, завила ресницы, почистила зубы, освежила дыхание, подушила запястья и шею и даже достала свои любимые серебряные сережки с бисером и бусы. Теперь в зеркале отражалась женщина, которая значительно больше походила на Оливию Феликоне, чем то безумное создание вчерашнего вечера. И я пообещала себе, что подобное больше никогда не повторится. Лука умер, и я должна с этим смириться.

Я приняла диазепам, чтобы унять дрожь в руках и подавить зарождающееся чувство паники.

По дороге в Портистон я слушала трансляцию пасхальной службы из какого-то собора. Ладони сильно болели, и руль приходилось держать пальцами, но, забываясь, я всей рукой хватала рычаг переключения скоростей, едва не взвизгивая от острой боли. По пути я репетировала вслух фразы, которые мне могут понадобиться.

— Пожалуйста, передай мне масло, Маурицио. Когда вы собираетесь кататься на лыжах, Карло? Позволь мне помочь тебе, Анжела.

На сиденье рядом со мной лежал букет поникших лилий, которые я купила накануне и забыла поставить в воду, а также пасхальная открытка в желтом конверте для Маурицио и Анжелы. Я не стала ее подписывать, потому что обычное «От Луки и Оливии с любовью» уже не подходило, а написать что-то другое у меня рука не поднималась. Поэтому я ограничилась фразой «Удачного дня» и тремя крестиками.

К счастью, в это утро в «Маринелле» был огромный наплыв посетителей. Все Феликоне были настолько заняты их обслуживанием и озабочены подготовкой к приему второй волны, которая ожидалась к обеду, что на меня почти не обратили внимания. В Портистон нежданно завернул туристический автобус из Уотерсфорда. Без предварительного предупреждения организатор экскурсии привез в «Маринеллу» группу из пятидесяти четырех туристов. Конечно, можно было бы отказать им в обслуживании, но Анжела и Маурицио не любили отказывать людям. Кроме того, был праздник. Поэтому случайных гостей приняли в «Маринелле» с распростертыми объятиями.