Love of My Life. На всю жизнь - [14]

Втроем мы построили убежище в небольшом лесочке за школой. Официально это место находилось уже за пределами школьной территории, и мы казались себе необыкновенно смелыми. Мы нашли выложенное кирпичом углубление в земле — наверное, раньше здесь было какое-то здание или старое бомбоубежище, — сделали крышу из веток, покрыли ее листьями и травой, оставив небольшой лаз, который можно было закрывать за собой так, чтобы нас вообще не было видно.

Убежище было крохотным. В нем едва хватало места для нас троих, и то если сидеть, поджав колени и обхватив их руками. Там пахло влажной листвой, землей и плесенью. Когда лаз закрывался, все вокруг становилось темно-зеленым, как под водой. Я боялась, что у меня в волосах запутаются пауки. Обычно мы делали вид, что прячемся от врагов. Я не знала, кто были наши враги. Это была игра близнецов, и она велась по их правилам, которых я не знала. Я не могла влиять ни на ход игры, ни на ее результат. Иногда враги захватывали меня в плен. Это означало, что я должна была оставаться в убежище и прятаться там, пока братья не вернутся и не спасут меня, но подчас они забывали это сделать.

Иногда Линетт разрешала мне поиграть с ней. Кроме того, у меня была подружка моего возраста по имени Аннели Роуз. Но я предпочитала играть с близнецами.

Почти все время учебы в начальной школе я проводила с Лукой и Марком. Мы были неразлучной троицей.

Наше детство за пределами школы было вполне идиллическим. К тому времени как мне исполнилось восемь, мать большую часть дня проводила в постели, в затемненной комнате. Тяжелые коричневые шторы на окнах всегда были задернуты. Мать говорила, что у нее мигрень, и нам с Линетт было запрещено ее беспокоить. Лучше всего выполнить это требование можно было, уйдя из дому. В результате, несмотря на все усилия матери держать нас на коротком поводке, мы пользовались практически неограниченной свободой. Линетт любила проводить время на берегу, рисуя или читая. Я же всегда отправлялась на поиски близнецов Феликоне. Нашим любимым времяпровождением было либо лазать по скалам, подглядывая за туристами, либо покачиваться на волнах гавани в лодке Маурицио. Лодка стояла на якоре, и нам было строжайше запрещено трогать якорный канат, но это не мешало нам представлять себя в открытом море. Мы ловили рыбу и плавали. Иногда вода была настолько обжигающе холодной, что у меня перехватывало дыхание. А когда нам хотелось есть, что случалось довольно часто, мы шли в «Маринеллу». Мальчишки отправлялись на кухню, а я садилась за столик на террасе и, обдирая шелушащуюся кожу на загорелых ногах, поддерживала псевдовзрослую светскую беседу с туристами. Появление Маурицио с подносом, полным пирожных и газированной воды, всегда выглядело впечатляюще.

— Шоколадный торт специально для вас, синьорина, — говорил он, нежно трепля меня по щеке, и я жмурилась от удовольствия.

Иногда с нами был Фабио, но к тому времени мы уже поняли, что он не совсем такой, как другие дети. Он всегда молчал и никак не участвовал в наших играх. Если Анжела говорила ему идти с нами, он послушно шел, но с тем же успехом мог находиться где-то за тридевять земель. Нам нравился Фабио, но он никогда не был одним из нас.

Сейчас, думая о прошлом, мне трудно выделить какое-нибудь особенное лето. В моих воспоминаниях они просто наслаиваются одно на другое. Помню то лето, когда мы с Лукой заработали небольшое состояние, сказав японским туристам, приехавшим в Портистон на литературную экскурсию, что мы являемся прямыми потомками нашей знаменитой писательницы, Мариан Рутерфорд. За пятьдесят пенсов мы фотографировались с ними под синей мемориальной доской, у стены дома, где она когда-то жила и где теперь находился ее музей. Туристы были слишком вежливы для того, чтобы усомниться в наших словах, но слух о нашей предпринимательской деятельности быстро докатился до Анжелы, и она немедленно положила ей конец, потребовав, чтобы мы отдали все полученные деньги на благотворительность. Моя мать сказала, что ей мучительно стыдно за меня, и я была должным образом наказана. Марк отказался принимать участие в нашей маленькой афере. Я уже не помню, какие соображения он приводил. Возможно, они были этического характера, а возможно, он попросту испугался неприятных последствий.

Тогда нам казалось, что лето будет длиться вечно. Но в воздухе начинало пахнуть осенью, и мы снова отправлялись в школу. Я — в одном из старых платьев Линетт, Лука и Марк — в новеньких брюках и рубашках, которые были на два размера больше, чтобы мальчики могли заворачивать манжеты. Мы думали, что наше детство никогда не закончится.

А когда наступил сентябрь после моего девятого дня рождения, я пришла в школу и обнаружила, что близнецов там нет. Они отправились в среднюю школу для мальчиков, которая находилась в Уотерсфорде. За время следующих летних каникул Лука и Марк утратили ко мне всякий интерес. Теперь они предпочитали проводить время в армейском кадетском корпусе или на футбольном поле. Новые точки соприкосновения возникли у нас лишь тогда, когда мы стали подростками. Но к тому времени я обнаружила, что мое место в треугольнике занято. В жизни близнецов появилась Натали Санто.