Ловцы фортуны - [55]

— Филип?! О ком вы?

— Да бросьте, вы же не могли забыть такого красивого и обаятельного молодого человека. Во время гонок вы интересовались им куда больше, чем соревнованиями.

— Ах, этот Филип! Но ведь мы с ним едва знакомы… хотя он, как сын бриллиантового магната, конечно, представляет интерес.

Тиффани помолчала, вспоминая, что на берегу реки Рэйф находился в обществе родственников Филипа.

— А что вы знаете о семье Брайтов? — спросила она.

— Не больше, чем другие, лишь то, что известно официально.

— Расскажите о них, — потребовала Тиффани. Рэйф задумчиво посмотрел на нее. — Пожалуйста, — торопливо добавила она с самой очаровательней улыбкой.

— Многие говорят, что история жизни Мэтью Брайта напоминает легенду о бедном оборвыше, ставшем богачом, — начал Рэйф. — Но это не совсем так. Хотя в начале своей карьеры Брайт действительно был беден. Тут сработала наша система первородства: дед Мэтью имел графский титул, но сам Мэтью был младшим сыном младшего сына и, конечно, никаких денег в наследство получить не мог. Затем случился какой-то скандал с дочерью некоего герцога, который счел Мэтью недостойным ее руки, и Мэтью, отправился на поиски сокровищ.

— И встретил моего отца.

— Совершенно верно. Сотрудничая, Корт и Брайт создали себе огромные состояния. Но самое замечательное заключалась в том, что Мэтью, вернувшись домой, женился на младшей дочери того самого герцога — и вряд ли хоть кто-нибудь из присутствовавших забудет эту свадьбу и бриллианты, которые Мэтью преподнес леди Энн.

Глаза Тиффани сияли. Какой великолепный финал! Удивительный человек этот Мэтью Брайт! Однако пора вернуться к делам.

— Сотрудничество Корта и Брайта… — медленно повторила она. — Уж очень неравное это было сотрудничество, если оно оставило «Брайт Даймондс» 30 процентов акций в «Даймонд Компани», в то время как я имею всего 15 процентов! Они из-за чего-то поссорились… и мой отец вернулся домой, оставив Мэтью все поле деятельности.

Ее губы презрительно скривились. Порицая отца за слабость, Тиффани была уверена, что уж она-то ни за что бы не отступила — оказавшись в подобной ситуации, она сохранила бы свои позиции, заставив бежать соперника.

— Вы не знаете, из-за чего они поссорились? — спросила Тиффани.

Рэйф покачал головой.

— Мне неприятно говорить это вам, но имя Джона Корта неизвестно в Лондоне.

— Когда-нибудь Лондон узнает мое имя!

— Без сомнения, — согласился Рэйф. — Будем надеяться, что обстоятельства, которые приведут вас к известности, не будут слишком печальными.

За этими словами последовала пауза, во время которой Тиффани старалась подавить вспышку раздражения, вызванную его очередным уколом. Наконец, ей это удалось.

— Мэтью Брайт вернулся в Лондон уже после создания «Даймонд Компани»?

— Да, и в девяностые годы он стал очень могущественным бриллиантовым магнатом. После смерти первой жены он имел связь с принцессой из одной экзотической страны, но в конце концов женился на гувернантке дочери.

— О нет, он не должен был так поступать!

— Почему же?

— Это слишком сентиментально. Слишком… слишком обыденно, слишком предсказуемо и… ну, вы понимаете, слишком сусально, словно подарок в яркой обертке, перевязанный розовой ленточкой.

— Вам не нравятся счастливые концы?

Она поколебалась.

— Да нет, но это скучный конец. Лучше бы он остался с принцессой.

Упоминание о принцессе навело ее на мысли о матери, и она чуть было не принялась расспрашивать Рэйфа, не знал ли он женщину по имени Алида. Но воспоминание о скепсисе, с которым Филип отнесся к этой истории, остановило Тиффани.

— А что вы знаете о матери Филипа?

Рэйф отметил, что она сказала «мать Филипа», а не «леди Энн» или «жена сэра Мэтью». Видимо, Тиффани знакома с этим молодым человеком гораздо ближе, чем хочет показать. Описав внешность Энн, он добавил:

— Она была нежной и слабой, совсем не похожей на своих сестер… или на племянницу, — последнее было сказано как бы про себя.

— Джулию?

— Откуда вы знаете о Джулии? — он был скорее удивлен, чем растерян.

Но Тиффани лишь улыбнулась и покачала головой, не желая повторять сплетни леди Нетертон. Со стола убрали и они вновь остались вдвоем. Рэйф поигрывал бокалом бренди. Красивые у него руки, решила Тиффани, немного разомлевшая от еды и вина.

Она вспомнила свои ощущения при его кратком прикосновении к ней, когда он целовал ей руку. Тиффани внимательно наблюдала за движениями его длинных пальцев, представляя, как они скользят по ее коже, ласкают ее, не пропуская ни одного изгиба ее тела, ни одного сантиметра… Что-то в ее животе сжалось в тугой узел. Тиффани торопливо встала.

— Возьмите сигару. Мне нравится табачный дым.

— Благодарю.

Он поставил бокал и взял из предложенной ею коробки сигару. К ее разочарованию, при этом он не коснулся ее руки.

— Вы и правда не возражаете против курения?

— Я часто думаю, не попробовать ли мне самой, — она поставила коробку на стол и, вынув из ведерка со льдом бутылку, наполнила свой бокал шампанским.

— Я бы не советовал, но у меня такое чувство, что вы все равно сделаете по-своему.

Подчеркнуто независимое поведение Тиффани зачастую вызывало у Рэйфа восхищение и в то же время слегка раздражало; слишком уж далеко она в нем заходила. Если ей хочется шампанского, он предпочел бы налить ей сам. В ее манерах и поступках было нечто оскорбительное для мужчины. Тиффани была из тех женщин, что способны относиться к представителям противоположного пола как к никчемным, беспомощным существам. Однако видя перед собой ее великолепную фигуру в облегающем черном платье, ощущая призывный взгляд ее чудесных глаз, Рэйф временами чувствовал, что теряет голову.