Ловчий - [10]

Справки были сработаны на совесть. И исполнены умело. Особенно впечатлял красочный логотип фирмы и множество печатей. Неужели Касаев не слышал, что при современной множительной технике нетрудно изготовить даже доллар, совсем как настоящий?

Он принялся перелистывать нашу «липу».

— Можете взять с собой на день-два, — предложил я.

— Идет! — Он сгреб справки в свой «дипломат», затем решительно поднялся: — Я сейчас…

Отошел он не далее стойки и вскоре вернулся, держа в каждой руке полусогнутыми пальцами по рюмке, а ладонями сжимая блюдце с двумя бутербродами.

— От нашего стола — вашему столу…

— Мне много, — вяло запротестовал я.

— Это же бренди, безвредный напиток. — Он расположился в своем кресле и со значением произнес: — По поводу вашего предложения, Дмитрий Сергеевич… Пока я вам ничего не отвечу. Должен подумать. Утро вечера мудренее, а я, видите ли, «жаворонок»… Но я хочу сказать о другом. — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Мне почему-то кажется, что мы с вами подружимся. Независимо от того, приму я ваше предложение или нет. В чисто человеческом плане.

— Был бы счастлив иметь другом такого человека, как вы.

— Есть встречное предложение! — весело вскинулся он, протягивая свой бокал. — Почему бы нам не перейти на «ты»?

— Согласен.

— Мои друзья и коллеги называют меня Гариком. И мне это нравится. Я чувствую себя моложе.

— А я просто Дима.

— Ну что же, Дима, прозит!

— Чин-чин! — в тон ответил я, и мы чокнулись.

— Удивительный сегодня день! — Касаев отставил бокал. — Столько событий… Не-ве-роят-ных!

Я вдруг понял, что он захорошел. Перебрал норму. Вероятно, по дороге в кафе ему стало невтерпеж и он хлопнул стопку в ближайшей распивочной. У меня нет права следить за его рюмкой. Однако всякий разговор о делах надо отставить. Если, проснувшись завтра поутру, он вспомнит, что новый знакомый пытался что-то вынюхивать у него по пьяной лавочке, я отдалюсь от цели. Итак, переключаемся на другую тематику. Тем более что первые камни в фундамент уложены надежно.

— Да, удивительный, — согласился я.

— Представляешь, — увлеченно продолжал он, — сижу я у себя утром в редакции, вдруг звонок. С радио. Дескать, летом они использовали в нескольких передачах мои материалы и начисляли гонорар. Какие-то извинения насчет задержки, и вдруг: «Вы будете в четыре на месте? Мы пришлем кассира». Ну, думаю, розыгрыш. Кто-то решил похохмить. Сижу, работаю. Как раз нужно было срочно сдавать материал о проблемах метрополитена. И вдруг ровно в четыре открывается дверь, входит этакий замухрышка, сует мне ведомость, а следом выкладывает двести тысяч, каково?!

Ну, положим, не двести, а сто пятьдесят, подумал я, вслух же произнес:

— Не вижу ничего загадочного в том, что твои блестящие статьи прочитали по радио.

Он громко рассмеялся:

— Эх, Дима… Ты не представляешь, как в Питере воруют информацию друг у друга… Лопатят, перекраивают, компилируют, а после без зазрения совести выдают за свое. Да знаю я, знаю, что некоторые мои статьи раздергиваются на абзацы, только сроду мне за это не платили ни рубля! А тут — сто пятьдесят тысяч! — (Он даже на заметил, что проговорился.) — Да еще принесли на блюдечке с голубой каемочкой.

— Я, конечно, не знаю вашей журналистской кухни, но кое-какие соображения имею…

— Ну-ка, ну-ка!

— По-моему, на этом самом радио сейчас идет проверка. Они включали тебя в ведомости, но денежку получал кто-то другой. А тут — проверка. Они и переполошились. Поэтому, от греха подальше, решили рассчитаться.

Касаев посмотрел на меня с восхищением.

— Вот что значит финансист! А я сроду не допер бы. Честно говоря, даже не запомнил, как называется это радио… Ну, ладно, Дима, поскучай немного. Мне надо выйти.

Выбираясь, он неловко сдвинул стол, так что бокалы едва не упали. Опасаясь, что он направляется за добавкой, я решил было придержать его, но нет, он двинулся к выходу — той неестественно ровной походкой, с какой подвыпивший человек пытается продемонстрировать свою стойкость. У самой двери его повело, и он едва не врезался в камин. Он опьянел враз, как герой анекдота, утверждавший, что всему виной — двенадцатая рюмка. Этого я не ожидал.

Зато, похоже, «гонорар с радио» прошел на ура. Коготок завяз, скоро и птичка станет нашей.

Касаев отсутствовал долго, минут двадцать. Я даже начал прикидывать, не отправиться ли на поиски. Когда он вернулся, волосы у него были влажными, а глаза — все еще оловянными. Но язык повиновался ему вполне.

— Все в порядке, Димка. Едем ко мне домой.

Я принялся энергично отнекиваться:

— Неловко, Гарик. Да и время позднее… Как-нибудь в другой раз.

— Никаких! Не суетись, Димка, вопрос решен. Ларочка дала добро.

(Видимо, он выходил не только освежиться, но и позвонить.)

— Разве что на полчасика…

— Там видно будет!

Заманчивая перспектива — уже сегодня оказаться у него дома. Но его состояние… Нельзя наживать себе врагов в лице его домашних. Однако же мой долг — доставить его до родного порога в целости и сохранности. А там, и вправду, «будет видно».

— Кофе на дорожку?

— Давай!

Я принес две дымящиеся чашки.

— Ты произнес одно имя…

— Ларочка?

— Да. Это, видимо, супруга? В твоем голосе было столько нежности…