Ловчие - [5]

— Моя жена.

— Елена?! Надо же! У неё талант!

Горлышко хрустнуло.

— Ничего, так даже пикантней, — опять этот огонёк в ржавых глазах.

Я налил бокал почти полным и с громким стуком поставил бутылку на стол. От ходьбы кости ныли всегда, но сегодня отчего-то особенно. Наверное, будет снегопад. Что-что, а погоду после аварии я мог предсказывать за весь Гидрометцентр!

Гостья встала.

— Вам нужно выпить.

Я проводил её, уходящую на кухню, взглядом, уже всерьёз думая, что она маньячка. Сабэль вышагивала бесшумно, красиво, держа спину не хуже русской императрицы. Не виляла зазывно бёдрами, хотя там было чем вилять. Не жеманничала и не бросала томных взглядов, какие обычно бросают вознамерившиеся оседлать кого-то юные охотницы. Её интерес ко мне был… пограничным, запретным что ли… Как будто её что-то останавливало, ограничивало, и она вынуждена была вести себя со мной иначе, быть не такой, какой ей быть хотелось.

— Вы правы, — с кухни сначала запах корицы, затем она. А в руках — водка.

— В чём?

— Есть такие полицейские, которые и за меньшую дозу в крови могут отнять… права.

Я поморщился от боли в тазу, попробовал сесть в кресле удобнее, но мало что поменялось. И опрокинул стопку, едва та наполнилась.

— Ещё? — подняла медную бровь армянка, но, разглядев в моём лице вопрос, поставила бутылку и пригубила из своего бокала: — Не подумайте. Просто когда мы начнём, вы… удивитесь. А лишняя стопочка способствует… принятию, так скажем, некоторых вещей. Проверено.

Подсыпала что-то на кухне, как пить дать. Сейчас начнутся галлюцинации, потом я отключусь, а когда открою глаза — если открою — найду себя в ванной со льдом и памадным следом на лбу. В лучшем случае.

В топку. Да даже и так. Будь что будет. Какая разница, где нажраться — у Митрича или дома? Не один же…

Я налил и выпил ещё одну, не дожидаясь обслуживания.

— Я слушаю.

За окном начинался снегопад. Белый мир зарябил, как от помех, будто вот-вот пропадёт эта кривая картинка и всё… изменится. Во дворе истерил прерывистый автомобильный клаксон и слышалась родная речь Тамерлана — дворник Акбар спорил с очередной умницей, бросившей свою машинёжку посреди дороги.

— Нет. Вы не слушаете, — она закурила.

Один из портретов жены, казалось, покивал.

— Сабэль, — выдохнул я как перед важным признанием, стараясь говорить вежливо, — вы хотели сказать, кто был за рулём той машины. Чего тянуть, ну? Я слушаю.

— Я хотела вам это показать.

— На картах что ли?

— Нет, — качнула она медными локонами. — Выпейте.

С холода в тепло, да четвёртую почти подряд, да на старые дрожжи — я по её глазам понял, что необходимая кондиция, наконец, достигнута.

— Показывайте! — махнул я рукой, точно велел начинать кордебалет. Ещё немного, и меня разбил бы смех пополам со слезами.

— Хорошо. Смотрите. Видите? Он в этой комнате!

Тишина образовалась такая, что стал слышен шелест снежинок о стекло. Даже Акбар больше не ругался. И то ли злость накатила такая, то ли вправду рябь белого от снега мира втекла из-за окна в душную комнату…

— Вон, — указал я на дверь, медленно вставая.

— Смотрите, Константин, смотрите же!

— Пошла прочь… — голос мой просел, стал чужим совсем.

— Посмотри на него! — рявкнула медная львица, и ноги мои подкосились. Ржавчина в глазах Сабэль наползла на зрачки…

Презрение я ощутил кожей. Портреты незнакомых людей, что изо дня в день писала Лена, уставились на меня, как на испражняющегося в музее подонка. Они шептались меж собой, кидали друг другу многозначительные взгляды, полные солидарности в том, что я — недостоин. Недостоин был её, такой талантливой и красивой. Недостоин был сына. Семьи недостоин был, ведь вместо того, чтобы лезть в ледяную воду и пытаться спасти их, я в шоке стоял на набережной и курил незажжённую сигарету.

Где-то зарычала собака. Большая и злая псина. Огромная даже, потому как такой рык мог принадлежать только волкодаву-переростку на стероидах. Зверь был где-то здесь… Где-то рядом… Прямо в моей квартире…

— Вы… слышите?.. — непослушным языком промямлил я.

— Смотри! На! Него!

Я уже не мог противиться властному голосу Сабэль. И посмотрел.

Он тоже зыркнул на меня. Маленькими глазками, запрятынными под выступающий лоб. Чёрненькими такими, кожа вокруг которых лоснилась от крема и пары косметических операций. Змеиный пиджак как влитой сидел на широких плечах, его обладатель, казалось, насмехался надо мной, секунду назад смачно сплюнув на пол моей квартиры прямо со стены, где он висел в дешёвой некрашенной раме.

Я уже не слышал ничего, кроме звериного рыка. Голова кружилась, а пульсация вен больно отзывалась в голове, усиливая непонятную рябь перед глазами.

Закинув ногу на ногу, Сабэль пила вино с лицом, будто ничего не произошло. Она была довольна собой.

— Это какой-то фокус?.. Это наркотик, да?

— Да, — кивнула она. — Это наркотик. Но ты его ещё не попробовал. Справедливость называется. Стоит её распробовать, раз осуществить самому, руками, и ты уже не сможешь днями напролёт сидеть в каком-нибудь баре!

Не веря глазам, я подхромал к портрету, висящему среди десятков таких же. Нет, это не галлюцинации. Это был он! Тот хрен на “Тесле”, что плевался с моста ровно в том месте, где нас… где… он нас…