Лоуни - [77]

— Знаешь что? — сказала она, слегка улыбаясь. — Я думаю, ты просто боишься.

Родитель перестал бороться с ней:

— Нет. Не я.

И он кивнул в угол комнаты, где под полками с камешками и деревяшками, обхватив колени руками, сидела горилла.

* * *

Хэнни с тех пор изменился до неузнаваемости, и хотя я и вижу в нем что-то от него прежнего, это всегда заметно по его глазам. Существует, я полагаю, некая открытость чувства, которая выдает нас всех. И там, в этой комнате в «Якоре», за глупой маской во мне прятался страх, который мне предстояло осознать много лет спустя, когда меня арестовали той ночью около дома брата. Страх, что меня заберут и я не смогу защитить его. У него, конечно, есть Кэролайн и мальчики, но я по-прежнему нужен ему. Это очевидно.

Не сказать чтобы Бакстер согласился. Он, кажется, подумал, что у меня что-то вроде нервного срыва.

— Тем не менее у нас есть определенные достижения, — сказал он, когда я был у него последний раз.

День в начале ноября выдался сырой и ветреный, и как раз через несколько дней у Стылого Кургана обнаружили младенца. Конский каштан напротив окна кабинета Бакстера тяжело раскачивался туда-сюда, простирая длинные желтые ветви над теннисным кортом внизу. Он уже закрылся на зиму. Сетки убрали, белые линии разметки были погребены под опавшими листьями. Бакстер — член клуба, как вы, очевидно, догадались. Это как раз такое место. Врачи, дантисты, академики. Бакстер рассказал мне, что играет в смешанных парных матчах с партнершей — аспиранткой, специализирующейся в древнем иврите. Прелестная девушка. Очень спортивная. Могу представить, как Бакстер пожирает глазами ее колыхающийся зад в момент, когда они ожидают подачи.

Он стоял у окна с чашкой дарджилинга, глядя, как дерево качается под дождем.

Наверху на камине тикали часы, а внизу огонь с треском пожирал березовые поленья. Бакстер сделал глоток и снова поставил чашку на блюдце.

— Вы все так же себя чувствуете? — спросил он.

— По всей видимости, да.

Он снова посмотрел в окно и улыбнулся:

— Это вежливое «нет»?

— Это вежливое «вы мне скажите».

Бакстер тихо засмеялся и опустился в кожаное кресло напротив меня.

— Вы не обязаны соглашаться, старина, — сказал он. — Ваш брат платит мне не за то, чтобы я заставлял вас плясать под свою дудку. Мне бы хотелось думать, что вы недавно некоторым образом завернули за угол.

— И в каком направлении?

— Я думаю, — сказал он, выпив чашку и поставив ее на стол, — что вы начинаете действительно понимать тревоги вашего брата по вашему поводу.

— В самом деле?

— Мм… — продолжал Бакстер, — думаю, что да. Думаю, если бы я спросил вас, вы бы мне все объяснили весьма красноречиво.

— То есть вы спрашиваете меня?

Бакстер сплел пальцы вместе, а затем развел ладони, как бы побуждая меня говорить.

Я сказал Бакстеру то, что он хотел услышать, а он добросовестно занес все это в компьютер. Я сказал ему, что понимаю, что Хэнни и Кэролайн беспокоятся обо мне. Что сидеть часами около их дома совершенно не обязательно. Что мне не следует порицать соседа за то, что он вызвал полицию. Хэнни не нужно, чтобы я был его сторожем. И что тот факт, что я не могу описать конкретно угрозы, которые, по моему мнению, над ним нависают, означает, что вряд ли они существуют. Я придумал их, чтобы чувствовать, что я по-прежнему жизненно необходим Хэнни, несмотря на то что он женат и у него есть семья, которая о нем заботится.

Мы раньше никогда не обсуждали последний пункт, но я все равно его добавил, зная, что на Бакстера произведет впечатление мой уровень самовосприятия. И я буду на шаг ближе к тому моменту, когда смогу его убедить в том, что излечился.

— Очень хорошо, — сказал он, бросив на меня взгляд из-за компьютера. — Вот видите, за угол вы действительно завернули. Теперь вы другой человек, по сравнению с тем, кем вы были, когда пришли ко мне в марте.

— Это хорошо?

— Без сомнения. Я хочу сказать, что еще предстоит пройти определенный путь, прежде чем вы станете…

— Нормальным?

— Я хотел сказать, счастливым. Но это путь, состоящий из маленьких шажков, мистер Смит. Бессмысленно пытаться бежать… и все такое прочее.

— По-видимому, это так.

— Но и встраивать вас в ту или иную социальную форму тоже нет смысла, — добавил Бакстер. — То, что нужно, это чтобы вы достигли такого уровня понимания, который позволит вам взаимодействовать с другими более полноценным и менее стрессогенным образом. — Он опустил глаза на свои пальцы и тихонько рассмеялся. — Я не часто признаюсь в этом, мистер Смит, но на самом деле я иногда ловлю себя на том, что завидую своим пациентам.

— Как это?

— Речь о той возможности, которую дает поиск самого себя, на мой взгляд. По-настоящему оценить свое место в масштабах, так сказать, Вселенной. Распознать то, что действительно важно. Ведь так легко разбазарить время жизни, испытывая лишь скудный набор эмоций, и никогда не задумываться о том, почему делаешь то, что делаешь. Кто это сказал: «Неосмысленная жизнь не стоит того, чтобы жить.» Аристотель?

— Сократ.

— Ах да, конечно. Безусловно, это глубокая философская позиция, кто бы ее ни высказал. Позиция, в соответствии с которой, боюсь, я никогда не смогу жить, как вы, мистер Смит. Вы