Лотарингская школа - [33]
Странная жизнь у меня. Нереальная. Эти несколько часов у Марсианы. Счастье, ощущение смутного доверия и другое точное — ее физической красоты. Несмотря на Сабину, я буду к ней часто приходить.
Ощущение удушья. Безделье. Беспокойство. Заботы о Сабине. Усталость: три ночи не сплю. Кажется, опасность для Сабины миновала. Но знаю, что она еще очень мучается.
Нельзя жить без цели. Я живу без цели. Я начинаю думать, что я ни на что, ни на что не годна.
Когда Джузеппе со мной, я не могу ни есть, ни спать. Когда он уходит, я ем очень много, и у меня несварение желудка.
Я теперь сиделка. Мне удалось найти средство, успокаивающее Сабину…
…Вот уже тридцать четыре часа, как она не принимала этого… Спит. Какое счастье слышать ее ровное дыхание. Если завтра получится пакет, я его перехвачу. Я хочу, если возможно, отучить ее от этого…
Джузеппе, как я тебя люблю и как я счастлива.
…Она очень страдает. Сегодня вечером или завтра должен притти пакет. Хоть бы скорей. Сознаюсь, у меня больше нет сил.
Впервые Сабина спит спокойно без наркотиков. Хоть бы дольше спала, проснется и сразу — слезы, разговоры о пакете и пр. В общем она совершенно сумасшедшая… Почему я так охотно за ней ухаживаю, исполняю самое противное. Весь этот порок мне теперь отвратителен. Я делаю все, но без сознания преданности, да и без раздражения, как нечто вполне естественное. Жалости у меня нет. Все время уходит на это, но я себя не чувствую жертвой.
Джузеппе, это было для меня уроком. Я теперь далека от всего этого…
…Сабина настолько зависит от «этого», что я минутами начинаю сомневаться в ее рассудке… Теории ее хороши, но она их плохо применяет. И потом, как говорит Андре Жид, это только одно из тысячи житейских положений. Я сейчас смотрю на многое шире, и я ничего не осуждаю…
…Когда мне было пятнадцать лет, я возмущалась глупостью счастья. Но вещь вещи — рознь. Каждый человек сохраняет свое горе, и он приносит его даже в самое «полное блаженство», кроме разве скотов или очень молодых и беспечных.
Джузеппе, даже если у меня не будет больше ни страсти, ни любви, я никогда не дотронусь до героина. Эта история с Сабиной дала мне такое ощущение грязи, падения, возмутительной низости, что я потеряла всякую охоту. (Это — в итоге восьми месяцев.)
Я люблю Джузеппе.
Две недели молчания. Я больна. Кажется, серьезно.
Хочу записать, что я чувствовала, когда лишилась сознания. Но это очень трудно. Сначала — все черное, черные круги перед глазами. Я понимала, что сейчас я перестану понимать. Потом — нож хирурга. Ощущение в теле большого куска дерева. Потом этот чужеродный предмет стал расти, боль тоже, но все время в теле, а в голове, там где резали, я ничего не чувствовала. Боль стала невыносимой.
…Джузеппе, я твоя, твоя подруга, твой товарищ, твоя любовница, твоя жена… Я настолько хочу вас, что это меня опустошает…
…Андре Жид прав: дорога к счастью — очень узкая дорога…
Счастье: я принадлежу Джузеппе.
Оперированное ухо плохо заживает.
…Я всегда думала, что я не испугаюсь, смерти. Теперь я убеждена, если врач скажет: вам осталась неделя, я не испугаюсь. Я умру так же, как засыпаю, может быть, даже с большей легкостью… Мы привыкли рассматривать смерть не глазами умирающего, но глазами тех, которые его окружают, ходят за ним, страдают, любят. А он сам?.. Кончено, и все тут: сон.
Джузеппе, как ты мне нужен. Сегодня я была с этим негодным фашистом. Как бы мне хотелось его высечь, заставить его мучиться. Он принадлежит к тем людям, которых я хочу унизить, довести до слез, до крика.
У меня впечатление, что он меня запачкал одним своим присутствием, своими шутками. Он — ложь, ханжество, душевная нечистоплотность, все то, что я ненавижу…
Тем лучше. Сегодня — та же дата — у меня жар. Тем хуже. Таковы мелкие удовольствия и горести жизни. Не стоит обращать внимания. Я не понимаю, почему говорят «платонический»? Платон мне кажется очень разнообразным и очень занимательным. Отнюдь не «дух»…
…Я боюсь глупости жизни. Мы не так сильны, чтобы ее осилить. Разве что смертью… Я не могу ему об этом писать. Я хочу верить, что это отчаянье оттого, что я еще больна.
Мне почему-то стало трудно вести дневник: нет больше силы писать о своих чувствах. Будь у меня близкий друг, я рассказала бы ему про все. Как написать здесь, что я стала «любовницей Джузеппе», — я чувствую, насколько это слово не подходит к моему чувству. Большая любовь…
Утром — музей Клюни. Слоновая кость. Зарисовывала. Потом читала. Ходила и радовалась, — живу.
Сегодня пятница, 15 апреля 1934 года. Мне двадцать лет.
Вещи и книги на моем столе, которые я люблю:
«Мечта» — Золя.
«Когда корабль…» — Жюль Ромена.
Жизнь Лафайетта.
«Имморалист» — Андре Жида.
«Критика чистого разума».
«Полковник Брамбль» — Моруа.
«Если зерно не умрет» Жида.
Стихи Верлена.
Часы.
Фотография.
Фисташка.
Тетрадь в флорентийской коже.
Русско-французский словарь.
…Сена со стороны Лувра, между мостами Сен-Пер и Рояль (это как мост), трагична. Чернота, зыбь, огни. Несколько причудливых деревьев. Листья. Небо и вода образуют один черный свой…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть-воспоминание о школьном советском детстве. Для детей младшего школьного возраста.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.
Повесть о жизни девочки Вали — дочери рабочего-революционера. Действие происходит вначале в городе Перми, затем в Петрограде в 1914–1918 годы. Прочтя эту книгу, вы узнаете о том, как живописец Кончиков, заметив способности Вали к рисованию, стремится развить её талант, и о том, как настойчивость и желание учиться помогают Вале выдержать конкурс и поступить в художественное училище.