Лощина - [45]

Неспешно дни летели чередой…

Кормил утят и ссорился с женой,

На флейте «Ларго» Генделя[57] играл,

С собакой каждый день гулял.

И она снова улыбнулась мимолетно сверкнувшей улыбкой.

Пуаро проводил Генриетту в гостиную. Она окинула взглядом строгую, опрятную обстановку и кивнула головой.

– Очень славно. Всего по два. Какой ужасной показалась бы вам моя студия!

– Ужасной? Но почему?

– О, повсюду налипла глина… тут и там разбросаны вещи, которые когда-то мне почему-то понравились и которые могут быть только в одном экземпляре… в паре они просто убили бы друг друга!

– Это я могу понять, мадемуазель. Вы художница – человек искусства.

– А вы, мосье Пуаро, вы разве не человек искусства?

Пуаро склонил голову набок.

– Это нелегкий вопрос. Но, в общем, я бы сказал – нет! Я знал несколько преступлений, задуманных артистически… Они являлись, понимаете ли, высшим проявлением воображения… Но раскрытие этих преступлений… Нет, здесь нужна не сила созидания. Здесь требуется страсть к установлению истины.

– Страсть к истине, – задумчиво произнесла Генриетта. – Да, я понимаю, насколько это делает вас опасным. Однако удовлетворит ли вас знание истины?

Пуаро с любопытством взглянул на нее.

– Что вы имеете в виду, мисс Сэвернейк?

– Я могу понять ваше желание знать. Однако достаточно ли для вас знать истину? Или вы будете вынуждены идти дальше: на основании этой истины – действовать?

Такой подход заинтересовал Пуаро.

– Вы хотите сказать, что, узнав правду о смерти доктора Кристоу, я мог бы удовлетвориться тем, что держал бы эту правду при себе. А вы знаете правду об этой смерти?

Генриетта пожала плечами.

– Кажется очевидным ответ – Герда. Как цинично, что жена или муж всегда подозреваются в первую очередь!

– Вы с этим не согласны?

– Я всегда стараюсь быть объективной.

– Мисс Сэвернейк, зачем вы явились сюда? – тихо спросил Пуаро.

– Должна признаться, что не обладаю вашей страстью докапываться до истины, мосье Пуаро. Прогулка с собакой – чисто английский предлог. Но вы, конечно, заметили, что у Энкейтллов нет собаки.

– Этот факт от меня не ускользнул.

– Поэтому я взяла спаниеля взаймы у садовника. Теперь вы видите, мосье Пуаро, что я не очень правдива.

И снова сверкнула короткой улыбкой. Она показалась Пуаро невероятно трогательной.

– Нет, но вы – цельная натура.

– Почему вы так говорите?

«Она удивлена… почти напугана…» – подумал Пуаро.

– Потому что, по-моему, это действительно так, – сказал он.

– Цельная натура, – повторила задумчиво Генриетта, – хотела бы я знать, что это значит на самом деле.

Она сидела очень тихо, уставившись на ковер, затем подняла голову и посмотрела на него.

– Вы не хотите узнать, почему я пришла?

– Вам, наверное, трудно подобрать нужные слова.

– Да, пожалуй. Завтра заседание в суде, мосье Пуаро. Нужно бы решить, насколько…

Она не договорила. Встав с кресла, прошла по комнате, подошла к камину, поменяла местами несколько безделушек, а вазу с астрами, стоявшую в центре стола, переставила на самый край камина, отступила назад и, склонив голову набок, разглядывала результат.

– Как вам это нравится, мосье Пуаро?

– Совсем не нравится, мадемуазель!

– Я так и думала. – Она засмеялась и быстро и ловко вернула все на прежнее место. – Ну что ж, если решила что-то сказать, нечего зря тянуть! Вы такой человек, которому почему-то можно сказать все. Итак, начнем! Как вы думаете, нужно ли, чтобы полиция знала, что я была любовницей Джона Кристоу?

Голос у нее был сухой, бесстрастный. Она смотрела не на него, а на стену, поверх его головы. Указательный палец двигался по изгибам кувшина, в котором стояли пурпурные астры. Пуаро подумал, что именно это движение помогает ей справиться с волнением.

– Понимаю. Вы были его возлюбленной, – произнес Пуаро четко и тоже бесстрастно.

– Если вы предпочитаете такое выражение.

Он с любопытством посмотрел на нее.

– Разве вы не то сказали?

– Нет!

– Почему?

Генриетта подошла и села рядом с ним на диван.

– Нужно называть вещи своими именами, – сказала она с расстановкой.

Интерес Пуаро усилился.

– Вы были любовницей доктора Кристоу… – сказал он. – Как долго?

– Около шести месяцев.

– Я полагаю, полиция без труда сможет установить этот факт?

– Думаю, да, – ответила она, немного поразмыслив, – если, конечно, полицейские будут искать чего-то в этом роде.

– О, конечно, будут. Уверяю вас.

– Да, думаю, что так. – Она помолчала. Положила руки на колени, вытянув пальцы, посмотрела на них, затем дружески взглянула на Пуаро. – Ну что ж, мосье Пуаро, что теперь делать? Идти к инспектору Грэйнджу и сказать… Да что можно сказать таким усам, как у него?! Это такие домашние, семейные усы.

Рука Пуаро потянулась к его собственным усам, которыми он очень гордился.

– Ну а мои, мадемуазель?

– Ваши усы, мосье Пуаро, – триумф искусства! Они несравнимы. Они, я в этом абсолютно уверена, – уникальны!

– Безусловно!

– И вполне вероятно, что именно они являются причиной моей откровенности. Однако если предположить, что полиция должна знать правду о Джоне и обо мне, так ли необходимо разглашать эту правду?

– Все зависит от обстоятельств, – сказал Пуаро. – Если полиция решит, что это не имеет отношения к делу, они будут сдержанны. Вас… это тревожит?