Лошадь, которую я пытался обуздать - [9]
События 9 термидора 1794 г. открыли перспективы нормальной жизни: "Когда Робеспьер и его сообщники были казнены, руки палачей остановились; тела казненных были погребены; бастилии закрыты; молнии перестали сверкать над головами граждан; и если еще бушевала вдали гроза, то возникала надежда увидеть вскоре очистившееся от туч небо, более спокойное и ясное" [94].
Сквозь образный стиль повествования легко проглядывается политическая концепция: неприятие якобинцев и якобинского террора, признание в основном того, что было сделано до них и после 9 термидора.
В сущности, это была официальная позиция консульского правительства. В том же духе высказывался Ш. Лакретелль, историк Французской революции. Часть, посвященная Конвенту, появилась примерно тогда же, что и "Исторические картины Французской революции",- в XI г. об апогее Робеспьера: "Он был теперь задавлен высоким предназначением, для выполнения которого у него не хватало сил и талантов. Зажатый опасными врагами, он занимался все дни назначением в революционный трибунал тех, кто должен был назавтра приговорить толпу беззащитных женщин и старцев, не наносивших ему никакой обиды". Лакретелль создал отталкивающий портрет Робеспьера: "Этот человек никогда не имел сердца... обладал расстроенным голосом, похожим на женский, с некоторых пор стал заниматься самыми отвратительными гульбищами... Он был окружен негодяями и совершенно опустившимися женщинами, с которыми находил упоение, и понимал только террор" [95].
Примерно также характеризовали якобинцев и Робеспьера публицисты Нугаре и Шелл [96].
В условиях строгой цензуры подобный взгляд на Французскую революцию вообще и якобинских лидеров, в частности, мог установиться только с разрешения Наполеона. По словам Бурьенна, первый консул старался забыть о своем якобинском прошлом. Он с большим усердием разыскивал сохранившиеся экземпляры "Ужина в Бокере", своего произведения, написанного в якобинском духе в 1793 г., "скупал их по дорогой цене и затем уничтожал" [97].
Такую позицию Наполеона объяснить несложно. В ее основе, конечно, лежало неприятие социально-экономической программы якобинской диктатуры. Но очевидно и не только это. Были еще и другие, более тонкие мотивы. Якобинцы оставили в массе французского населения зловещую память. Понадобились годы и, вероятно, не один десяток лет, чтобы массы правильно поняли их значение. И хотя Наполеон на острове Святой Елены признавал выдающиеся качества Робеспьера, Марата, Дантона, тем не менее затрагивать такую тему в условиях еще только складывавшегося режима было неразумно. В частном разговоре с бывшим якобинцем М.-А. Жюльеном 9 апреля 1800 г. Наполеон высказал любопытный взгляд на деятельность Комитета общественного спасения, который многое проясняет: "У него (Комитета общественного спасения .- Д. Т.-Б.) были широкие планы, он хотел обновить свой век, свою страну, создать новые учреждения, изменить нравы. Но слишком затянул расправы. Он делал казни . публичными, этим убил самого, себя, он возмутил нацию. Не проходит ни одной декады, чтобы я не расстреливал десятки шуанов на западе и в окрестностях Парижа. Но я не заполняю газеты перечислением их имен и описанием их смерти. Наши цели и наши средства расходятся. Общественное мнение требует иного" [98]. Но беседа была сугубо доверительной. И первый консул подчеркнул главное, с его точки зрения: якобинцы "возмутили нацию". А нужно бьцю действовать более осторожно, более гибко.
Вместе с тем Наполеон хорошо знал своих бывших товарищей по 1793 г. Он высоко оценивал их личные качества, . смелость и решительность. Поэтому поддерживать и создавать доброжелательное к ним отношение было опасно. Опасно для самого режима.
Но перенести свое отношение к якобинцам на Революцию в целом он не мог. Завоевания Революции составляли ту основу, на которой был возможен его личный успех и благополучие режима. Он явно хотел заставить реже вспоминать эту эпоху и людей, действовавших тогда. С течением времени, особенно с 1806 г., о Революции в официальной печати говорили все меньше. На первый план выступили уже откровенно монархические лозунги.
И, наконец, первостепенное место в официальной пропаганде занимало прославление "героя". Культ личности Наполеона начал создаваться еще задолго до 18 брюмера, во время итальянского похода. Недостаточно было, резонно отмечал Ж. Тюлар, победить при Монтенотте, Лоди или Кастильоне, нужно было также убедить всех в важности этих побед [99]. В создании культа Наполеона использовались все средства, начиная от прессы и кончая театральными постановками. Даже во время итальянского похода 19 февраля 31 марта 1797 г. в Париже выходила газета "Журнал Бонапарта и добропорядочных людей". Ее первый номер имел такой эпиграф: "Ганнибал спит в Капуе, но деятельный Бонапарт не спит в Мантуе" [100]. Кроме того, две газеты итальянской армии выходили под диктовку Бонапарта [101]. В них генерал Бонапарт изображался выдающимся полководцем, поднявшим меч ради защиты народов и торжества справедливого мира. Таким же он изображал себя в воззваниях, обращенных к итальянскому народу [102]. В Париже 10 февраля 1797 г. была поставлена первая пьеса о Наполеоне "Битва при Ровербелло или Бонапарт в Италии", а 23 февраля вторая - "Взятие Мантуи" [103]. В ноябре 1797 г. появился "Гимн мира", один из первых составленных в честь Бонапарта:
В конце XIX века правительство Российской империи занималось организацией важной для мусульман религиозной практики – паломничества к святым местам, хаджа. Таким образом власть старалась взять под контроль мусульманское население России, интегрировать его в имперское пространство, а также расширить свое влияние в соседних странах. В 1920-е годы советская власть восстановила имперскую инфраструктуру хаджа. Хотя с усилением ксенофобских тенденций в 1930-х хадж был свернут, влияние СССР на Ближнем Востоке во многом опиралось на остатки прежней инфраструктуры.
Утраченное время. Как начиналась вторая мировая война. Сокращенный перевод с английского Е. Федотова с предисл. П. Деревянко и под редакцией О. Ржешевского. М., Воениздат, 1972 г. В книге известного английского историка подробно анализируются события предвоенного периода. На основании архивных документов, мемуаров видных государственных и политических деятелей, а также материалов судебных процессов над военными преступниками автор убедительно вскрывает махинации правящих кругов западных держав, стремившихся любой ценой направить гитлеровскую агрессию против СССР. Автор разоблачает многие версии реакционной историографии, фальсифицирующей причины возникновения второй мировой войны.
В числе государств, входивших в состав Золотой Орды был «Русский улус» — совокупность княжеств Северо-Восточной Руси, покоренных в 1237–1241 гг. войсками правителя Бату. Из числа этих русских княжеств постепенно выделяется Московское великое княжество. Оно выходит на ведущие позиции в контактах с «татарами». Работа рассматривает связи между Москвой и татарскими государствами, образовавшимися после распада Золотой Орды (Большой Ордой и ее преемником Астраханским ханством, Крымским, Казанским, Сибирским, Касимовским ханствами, Ногайской Ордой), в ХѴ-ХѴІ вв.
Одними из первых гибридных войн современности стали войны 1991–1995 гг. в бывшей Югославии. Книга Милисава Секулича посвящена анализу военных и политических причин трагедии Сербской Краины и изгнания ее населения в 1995 г. Основное внимание автора уделено выявлению и разбору ошибок в военном строительстве, управлении войсками и при ведении боевых действий, совершенных в ходе конфликта как руководством самой непризнанной республики, так и лидерами помогавших ей Сербии и Югославии.Исследование предназначено интересующимся как новейшей историей Балкан, так и современными гибридными войнами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Когда мир затаил дыхание…Прошло уже более 25 лет с окончания холодной войны, возраст целого поколения. Она началась более 75 лет назад, в 1944 — задолго до того как последние выстрелы Второй Мировой эхом разнеслись по пустошам Восточной Европы — с жестокой гражданской войной в Греции. Линии фронтов больше не рисуют, но они сохраняются в таких конфликтных зонах как Ирак, Сирия, Сомали и Украина. В эру массового производства АК-47 и ICBM, одной из таких горячих точек была Куба.Возможно, не с точки зрения потерь, а с точки зрения престижа и положения в мире, вторжение в заливе Свиней в 1961 г.