Лось - [5]

Каталка с окровавленной девушкой скрылась в дверях лифта, по лестнице, едва не снеся меня, промчалась дежурная бригада.

— Галя, этих на рентген, мне не нравятся их раны! Доложишь! Юля, ну бля где тебя носит?! Вызвала?

— Вызвала, еще четверть часа назад, едут! — отозвалась женщина в форме медсестры из хирургического.

— Всех?

— Всех. Пять минут, Андрей Валентинович, сейчас будут!

— Так, эта терпит, Галя, ей раствор!

Раненые всё прибывали. И все: девушки, девушки, девушки, раскромсанные так, словно побывали в гигантской мясорубке.

Андрей Валентинович лихо колдовал — я уже не сомневался в характере искрящихся нитей, тянущихся от него к каждой новой пациентке. Притулившись в уголке, я боялся помешать ему и всей этой хаотичной и в то же время упорядоченной суете и только наблюдал во все глаза.

Мимо меня промчалась растянутая толпа полуодетых людей — вызванных с отдыха хирургов и хирургинь. Одна из них, оценив фронт работ, ошеломленно присвистнула, прежде чем скрыться в переходах. Каталки с требующими немедленной операции пациентками переместились вглубь здания, освобождая место в холле. Поток прибывающих тел, казалось, иссяк, но вот вновь послышался вой сирен. В раздвижных дверях показалась группа военных, затаскивавших носилки с кровящим куском мяса — по-другому увиденное я назвать не мог.

— Ведьма! Ведьма! — пронеслось по помещению.

— Бля!!! Ну почему в мою больницу?! — прорычал потолку Андрей Валентинович, прежде чем броситься к новой раненой.

— Еще будут? — изо всех сил колдуя над новенькой, спросил он у сопровождающей носилки девушки-офицера, в знаках отличия я пока еще не разбирался.

Та успокоила:

— Остальных во вторую, вам только самых сложных.

Матерную тираду доктора следовало бы записать для потомков — даже с моим опытом кое-что новенькое узнал.

— Сам оперировать буду. В пятую! Готовьте! — скомандовал он персоналу.

Галина — его помощница в летах, но звали все ее только по имени, наклонилась к нему:

— Андрей Валентинович! У нас нет первой отрицательной "икс".

— Бля! Галя! Почему не пополнили запас?! Почему, я спрашиваю? У соседей есть?

— У них тоже нет.

— В банке, в центральной?! Вы еще где-то искали?!! — проорал целитель на помощницу.

Медсестра, едва сдерживая слезы, отрицательно покачала головой:

— Был большой расход, везде нет.

Лица военных построжели. А целитель, ничуть не обращая внимания на холодность прибывших, пробежался мимо их шеренги, хватая всех за рукава. Чуть позже, увидев нашивки, я сообразил, что он высматривал группу крови. Главная офицерша побледнела почти до синевы.

— У нас только вторая и третья. И до ста искр.

Еще один загиб понесся по холлу. Безумный взгляд доктора шарил по заляпанному кровью помещению, пока не остановился на мне, а следом его пухлый палец указал точно в мою хилую грудь.

— Лосницкий?.. бля, Лосяцкий! Первая отрицательная, сто сорок искр. Не лучший вариант, но потянет!

— Он же…

Доктор так зыркнул на Галину, что она не рискнула продолжать. А меня очень-очень слаженно схватили с двух сторон две крепкие женщины, выволокли из закутка и куда-то потащили.

— Мальчик, не переживай, побудешь донором! — успокаивали они на ходу не столько меня, сколько себя, — Тебе денек слабости, а Ведьма может и выкарабкается. Андрей Валентинович, он еще и не тех с того света вытаскивал, что ему Ведьма!

Масюня — местный пациент, и брать его кровь вряд ли законно. Но неизвестной Ведьме только чудо сейчас может помочь — таких страшных ран я никогда не видел, и если я могу хоть как-то этому чуду поспособствовать, то пусть! Приняв решение, я ничуть не сопротивлялся ни переодеванию, ни скоростной укладке на стол (да меня словно свёрток на нем раскатали!), ни установке катетера.

Любой работой можно любоваться, если работает профессионал. Андрей Валентинович был профессионалом с большой буквы. В том месиве, что лежало перед ним, он безошибочно находил нужные куски и сшивал, сращивал, закрепляя собственной силой, умудряясь по ходу дела еще и за мной приглядывать. Что плескалось в моих венах к концу операции — боюсь даже предполагать. В одну руку вливали какую-то бурду, из другой тянулась кровавая ниточка к операционному столу. Пакеты в капельнице меняли пять раз, и это только то, что я запомнил.

— Выживет? — спросил я, едва ворочая тяжелым языком, когда каталку с телом Ведьмы, уже похожим на человеческое, увезли в реанимацию.

— Надо же! — вяло удивился Андрей Валентинович, прислонившись к холодной кафельной стене, — Ты все еще в сознании?.. Выживет. Теперь выживет! Спасибо тебе, парень.

— Мамам не говорите, они такой вой поднимут!

— Не скажем. Не поднимут. Спи, давай.

Уже потом из случайно подслушанного в коридоре разговора я узнал, что операция длилась около семи часов, в течение которых у Ведьмы трижды останавливалось сердце, вновь запускаемое недрогнувшей рукой. Она стопудово была важной шишкой, потому что больницу на три последующих дня закрыли для посторонних, избавив меня от радости лицезрения мамочек. Иначе не представляю, как бы удалось скрыть мое участие.

Два дня лежал пластом, не было даже сил разобраться с переданным коммом — гибридом наручных часов и простейшей читалки. Телефон, кстати, в нем отсутствовал, а моему вопросу страшно удивились — беспроводной связи кроме радио здесь до сих пор не изобрели. Итицкая сила! Тут, оказывается, даже до спутников не дошли! И никаких полетов в космос до сих пор не было! Что ж за мир-то такой?