Лорна Дун - [25]
— Но-но, полегче! — предостерег Николас Сноу. — До леса Беджворти-Вуд рукой подать, а вы говорите о Дунах такие вещи!
— Значит, вы просто трусы! — воскликнул дядюшка, бросив, однако, на двери беспокойный взгляд. — Нет, с вами, эксмурцами, каши не сваришь. Какое уж тут возмещение... Плакали мои денежки! А вам, мастер Сноу, я вот что скажу: вы не годитесь в подметки даже моему младшему приказчику. — Тут дядюшка, разгоряченный собственной речью, снова начал браниться: — Трусы вы все! И не вздумайте возражать: мне теперь до вас вообще никакого дела нет!
Мы и сами видели, что возражать дядюшке бесполезно. Однако старая Бетти принесла вина, и после того, как было изрядно выпито, дядюшка несколько смягчился и решил, что обошелся с нами слишком круто. Потом девушек снова пригласили, и они, наполнив комнату веселым щебетом, окончательно растопили сердце старого брюзги.
Когда вечеринка подходила к концу, дядюшка встал и, обведя взглядом присутствующих, торжественно провозгласил:
— Вот мое окончательное мнение о вас: хотя вы, эксмурцы, на подъем тяжелы и подраться не горазды, но народ вы, я вижу, не конченый. Во всяком случае, меня еще нигде так не кормили и не поили, как у вас!
Здесь растроганный дядюшка залился слезами и, усевшись в кресло, снова потребовал вина. Девушки со всех ног бросились исполнять его желание, и проворнее всех оказалась, конечно, Анни.
Глава 12
Дядюшка Бен разрабатывает военную операцию
На следующий день дядюшка Бен напустил на себя таинственный вид и, сообщив матушке, что ему нужно отправиться в одно очень опасное место, попросил ее дать ему кого-нибудь в провожатые. Матушка всерьез восприняла россказни дядюшки, и мне стоило больших трудов уговорить ее отпустить меня вместе с ним. Каково же было мое разочарование, когда выяснилось, что опасное предприятие, на которое отважился дядюшка, было всего-навсего визитом к барону де Уичхолсу, нашему судье: дядюшка вздумал подать ему жалобу на Дунов. Знай я заранее о намерениях своенравного родственника, я бы непременно втолковал ему, что жаловаться Хью де Уичхолсу на Дунов - совершенно бесполезно.
Дядюшка, полагаясь исключительно на свой ум, конечно же, ничего не добился: барон отказался принять его рассказ на веру, а дядюшка не смог доказать, что его ограбил не кто-то иной, а именно Дуны.
Вечером, ложась в постель, дядюшка Бен сказал мне: Ты, племянничек, был чуток внимателен ко мне, не то что другие. К тому же, ты не говорун и, значит, на тебя можно положиться. Так вот, попомни мое слово: барон не захотел браться за это дело, но я от своего не отступлюсь. Есть у меня в колоде еще одна карта: я отправлюсь к самому королю или к тому, кто выше короля и при этом знает меня лично. Я тебе пока не назову имени этого человека, но, будь уверен, если ты хоть раз предстанешь пред его грозные очи, ты его до конца дней своих не забудешь. (То была чистая правда: впоследствии мне пришлось иметь дело с могущественным судьей Джеффризом [26].)
— И когда вы предполагаете встретиться с этим человеком? — спросил я.
— Может, весной, а может, и летом, когда поеду в Лондон по делам. Дай срок: он еще вытряхнет душу из ваших баронов и сквайров. Однако я уже и так задержался в вашей Богом забытой дыре,— дольше, чем намеревался в самом начале, и задержался бы еще на один день, но — при одном условии.
— Жаль, дядюшка, что наши места для вас «Богом забытая дыра». Кстати, какое условие вы имеете в виду? Мы можем снова позвать фермера Сноу и его прекрасных...
— Этих расфуфыренных молочниц? Нет уж, слуга покорный. Я от них совсем оглох. Достаточно будет и одной Анни. Она добрая, славная девочка, и, надеюсь, она когда-нибудь навестит меня с внучкой в Далвертоне. А условие мое такое, племянничек: завтра, не говоря никому ни слова, ты проводишь меня до того места, откуда хорошо просматривается Долина Дунов, чтобы я мог прикинуть, откуда их лучше всего будет атаковать, когда пробьет их последний час. Сделаешь это для меня? Я заплачу тебе, парень.
Я обещал ему сделать все, что в моих силах (конечно же, не за деньги). На другой день я отослал работников на самый дальний участок фермы, а сам, посадив дядюшку Бена на мою старую Пегги, двинулся с ним на запад сразу же после завтрака. Я прихватил с собой заряженное ружье: в те недобрые времена это было нелишне. В дороге дядюшка не отпускал меня от себя дальше, чем на три ярда, и пока мы двигались по косогору, говорливый родственник пугливо безмолвствовал.
— Да не бойтесь вы, дядюшка Бен,— нарушил я тягостное молчание.— Я тут каждый дюйм знаю, как своих пять пальцев, и пока я с вами, вам ничего не угрожает.
— Боюсь? Я? — встрепенулся дядюшка.— Много ты обо мне понимаешь, мальчишка. Ах, Боже, какая красивая примула!
Примула! Я тут же подумал о Лорне Дун, маленькой девочке, которую встретил семь лет назад. Как там она?
Здесь дядюшка прервал мои мысли, потребовав, чтобы я держался поближе к Пегги: мы входили в лес Беджворти-Вуд. Место тут было совершенно мрачное и безжизненное, лишь редкие птицы время от времени перелетали у нас над головами. Дорога становилась все круче, и наступил момент, когда моя маленькая Пегги уже не в состоянии была продвигаться дальше. Мы спрятали ее в укромном месте и начали взбираться по склону вверх.
