Лорды Белого замка - [18]

Пока они ожидали посадки на корабль в Милфорд-Хейвене, Фульк прислуживал архидьякону за столом у лорда Теобальда. Звали этого человека Гиральд де Барри Манорбирский, и он сопровождал все предприятие как один из немногих людей, знакомых с ирландцами и их обычаями. Архидьякон повсюду носил с собой восковые таблички, на которых стилом писал заметки. Единственная причина, по которой он сейчас не строчил ехидные замечания и не записывал досужие сплетни, – то, что море было слишком бурным.

– Вы хотите сказать, что погода станет еще хуже?

Фульк тревожно глянул на несущиеся по небу тучи, а потом на очередную прозрачную стену моря, угрожавшую снести носы их кораблей.

– Сие одному Богу ведомо. У ирландцев море столь же своевольно, как и они сами. – Колючие глаза архидьякона Гиральда удивленно блеснули, и он саркастически поинтересовался: – Эй, парень, да ты никак сдрейфил?

Фульк зажал в руке нательный крестик.

– Я уповаю на Господа нашего, – сказал он.

– Так и подобает, сын мой, и вера тебе понадобится. Ибо король Генрих отправляет капризного ребенка выполнять задачу, которая по плечу лишь взрослому мужчине, – скривился Гиральд. – Не сомневаюсь, что кровь будет течь в прямом соответствии с количеством поглощенного вина.

Фульк ничего не ответил. Судя по всему, Гиральд был прав – хотя бы потому, что в Милфорде Иоанн и его ближайшие товарищи взошли на корабль в изрядном подпитии.

– А кроме того, – продолжал Гиральд, грозя указательным пальцем, словно ветхозаветный пророк, – полагаю, что бочки серебра, кои мы погрузили на борт, вряд ли когда-либо доберутся до войска, которое Иоанну вменяется подкупить. Помяни мое слово, нас ждут неспокойные времена.

Архидьякон враскачку подошел к противоположному борту и стал вглядываться в даль.

Впередсмотрящий на марсе прокричал со своего опасного наблюдательного пункта:

– Земля!

Фульк встал рядом со священником и, щурясь от брызг, тоже начал всматриваться в горизонт. Когда корабль взобрался на гребень очередной волны, Фульк увидел туманные очертания неподвижных серо-зеленых холмов.

– Горы Уиклоу, – пояснил Гиральд. – К полуночи будем в Уотерфорде.

Слегка потрепанный, но целый и невредимый, не считая кое-где порванных парусов и слегка протекающих швов, флот принца Иоанна вошел в Уотерфорд, приветствуемый несколькими ирландскими баронами – переселенцами нормандского происхождения, что вторглись в Ирландию еще четверть века назад и пустили здесь корни. Нетвердо стоящих на ногах, покачивающихся от последствий морской болезни и выпитого вина, Иоанна и членов его свиты препроводили в крепость Уотерфорд, известную как Башня Реджинальда – по имени построившего ее вождя викингов.

Лорд Теобальд чувствовал себя прескверно во время всего вояжа и лишь невероятным усилием воли сумел держаться прямо, пока конюх подводил к нему под уздцы гнедого жеребца. Лорд вцепился в поводья и покачнулся. Лицо Теобальда было серо-зеленым.

– Подсади меня, – приказал он Фульку. На последнем слове его чуть не стошнило.

Фульк поспешно подбежал и поставил ногу Теобальда в стремя, толкая его вверх. Барон оттолкнулся и тяжело опустился в седло. Сквозь зубы у него вылетело приглушенное ругательство, и он рыгнул в лошадиную гриву. Конь, уэльский коб, заволновался, и Жан покрепче сжал поводья. Обыкновенно румяное лицо оруженосца приобрело землистый оттенок, а ноги шли нетвердо, но он держался гораздо лучше господина.

– Сэр? – тревожно посмотрел вверх Жан. – С вами все в порядке?

– Ничего страшного, только держи эту скотину ровнее, – через силу выдавил Теобальд.

– Да, милорд.

Жан быстро переглянулся с Фульком и, щелкнув языком, пустил лошадь тихим шагом. Теобальд мучительно застонал. Фульк шагал у стремени, неся штандарт своего лорда, и влажный морской ветерок приятно хлопал шелком. Впереди сверкали вышитые золотом анжуйские леопарды на кроваво-красном фоне. Темная голова Иоанна, увенчанная золотым обручем, то поднималась над грозным окружением из копий и знамен, то снова пропадала из виду. Горожане-ирландцы мало отличались от англичан и валлийцев. Те же простые котты неярких оттенков коричневого, песочного и зеленого цветов. Кое-где попадались синие или другие более яркие одеяния, выделявшие из толпы человека зажиточного. Старики здесь отращивали длинные волосы и носили тяжелые окладистые бороды, которые напоминали Фульку об одичавшем отшельнике, встретившемся ему как-то в лесу за Олбербери. Звуки ирландского, или гэльского, языка были непривычны для его ушей: они казались одновременно и музыкальными, и резкими. Фульк поверхностно знал валлийский, нахватавшись немного от Керидвен, няни Алена. Ирландский по сравнению с ним был менее мелодичным, но по-своему завораживающим.

Фульк заметил, что ни коренные местные жители, ни нормандские переселенцы не улыбались. Люди почтительно кланялись торжественной королевской процессии, но на лицах было написано недоверие, а кое у кого в глазах горел на смешливый огонек. Фульк чувствовал между лопатками легкий зуд, ощущение уязвимости, и слегка успокоился, лишь когда они оказались под защитой толстых стен Башни Реджинальда.