Лорд-обольститель - [12]

Трудно было поверить, что в этом грозном, зловещем укреплении могут жить люди. Меня охватило смутное предчувствие беды, а по спине пополз холодок.

Дорога круто поднималась по склону холма, и чем ближе мы подъезжали к замку, тем более зловещим он казался. Нужно было сразу все объяснить, говорила я себе. Ведь мы приехали сюда с явным намерением обмануть заказчика. Как он поступит, если откроется правда? Что ж, самое худшее — нас отошлют назад…

Я взглянула на отца. По выражению его лица было невозможно понять, чувствует ли он угрозу, исходящую от этого места, так же, как и я.

Наш экипаж прокатился по мосту, переброшенному через ров, под решеткой замковых ворот и, въехав во двор, остановился. Расфуфыренный возница спрыгнул со своего сиденья и распахнул дверцу, приглашая нас выйти из кареты.

Внезапно я почувствовала себя совсем маленькой и хрупкой рядом с этими взметнувшимися ввысь каменными стенами. И вскинула голову, чтобы взглянуть на сторожевую башню, с которой наверняка просматривались все окрестности на многие мили вокруг.

— Сюда, пожалуйста, — сказал возница.

Перед нами была массивная, обитая гвоздями дверь. Он громко постучал, и она тут же распахнулась. За ней стоял другой слуга, в такой же ливрее, как и кучер.

— Мсье и мадемуазель Коллисон, — произнес возница так торжественно, словно объявляя наше появление на каком-то великосветском приеме. Затем он поклонился и ушел, препоручив нас заботам следующего провожатого.

Тот поклонился точно таким же церемонным образом и пригласил следовать за ним.

Нас провели в огромный зал с куполообразным потолком, опирающимся на толстые каменные колонны. Тут было несколько окон, но они были такими узкими, что почти не пропускали свет. Каменные скамьи были высечены прямо в стенах, а в центре зала стоял длинный, украшенный замысловатой резьбой стол, явная уступка более позднему периоду, поскольку сам зал был несомненно норманнского происхождения. Еще одной уступкой новой эпохе были застекленные окна.

— Прошу подождать минуту, — обратился к нам слуга. — Я извещу мсье де Марньи о вашем прибытии.

Оставшись одни, мы с отцом переглянулись. На его лице, как, полагаю, и на моем, читался благоговейный ужас, который он тщетно пытался скрыть.

— Что ж, пока все идет хорошо, — прошептал он.

Я согласилась, с той оговоркой, что наше приключение едва лишь началось.

Вскоре мы знакомились с мсье де Марньи, который сообщил нам, что занимает ответственный пост мажордома, управляющего замком Сентевилль. В голубой ливрее со сверкающими золотом галунами он выглядел весьма внушительно. Кроме галунов ливрею украшали крупные пуговицы, нашитые таким образом, что они как бы очерчивали контур парусного корабля. Мсье де Марньи излучал любезность и озабоченность одновременно. Его ввели в заблуждение, сказав, что прибудет один лишь джентльмен.

— Моя дочь, — пояснил отец. — Я полагал, это само собой разумеется. Она помогает мне в работе.

— Разумеется, мсье Коллисон. Разумеется. Это наше упущение. Я разберусь… И позабочусь о том, чтобы немедленно приготовили еще одну комнату. Это сущий пустяк… Вы можете пока расположиться в помещении, приготовленном для мсье, а я распоряжусь о комнате для мадемуазель. Мы обедаем в восемь часов. Не желаете ли чем-нибудь подкрепиться в ожидании обеда?

Я ответила, что не отказалась бы от чашки кофе.

Он поклонился.

— Кофе и что-нибудь к нему. Будет сделано. Пожалуйста, следуйте за мной. Мсье де Мортимер встретится с вами за обедом. Он ознакомит вас с планами на ближайшее будущее.

С этими словами он направился вверх по широкой лестнице, а затем по галерее, в конце которой была каменная винтовая лестница, типичная для норманнского периода, что служило еще одним указанием на возраст цитадели. Каждая ступень была встроена в стену, а ее закругленный противоположный конец служил частью лестницы, круто взбирающейся вверх по башенному колодцу. Меня беспокоило зрение отца, которое могло подвести его в условиях резкой смены освещенности. Я настояла на том, чтобы он пошел впереди, а сама начала подниматься за ним, чтобы поддержать в случае, если бы он споткнулся.

В конце концов мы очутились в другом зале, несколько уступающем первому своими размерами, но гораздо лучше освещенном. Миновав этот зал, мы вышли в коридор. Здесь слуга толкнул дверь комнаты, предназначавшейся для отца. Она оказалась просторной и была обставлена тяжелой мебелью образца прошлого века. Высокие и необычайно узкие, вырубленные в стене окна пропускали очень мало света. Стены увешаны оружием и гобеленами.

Здесь безраздельно царило прошлое, но, как и везде, было сделано несколько уступок современным представлениям о комфорте. За изголовьем кровати был устроен своеобразный альков, где можно было вымыться и переодеться, нечто вроде гардеробной, для которой не нашлось бы места в древней норманнской крепости.

— Мадемуазель, как только комната будет готова, вам тут же сообщат, — с этими словами слуга покинул нас.

Отец, будто сбросив с плеч несколько десятков лет, вдруг превратился в проказливого мальчишку.

— Здесь все дышит древностью! — воскликнул он. — Мне кажется, я перенесся во времени на восемьсот лет назад и в любую секунду может появиться герцог Уильям, чтобы сообщить, что он собирается завоевать Англию!