Лорд и леди Шервуда. Том 3 - [42]

Робин молча смотрел на Марианну. Ее глаза были полны решимости настоять на своем. Она безмолвным взглядом требовала, чтобы он взял ее с собой на сбор стрелков, суду которых он был намерен предать Хьюберта.

– Ты еще совсем слаба! – возразил Робин, осторожно проводя ладонью по только что поджившим рубцам на ее плечах.

– Я прошу тебя! – выдохнула в ответ Марианна, крепко стиснув его запястье.

Робин вспомнил собственную неуемную жажду крови, которую он хотел утолить, но не смог, оставив в живых Роджера Лончема. Она не знала об этом, а он не знал, как бы она отнеслась к его решению. В любом случае он чувствовал себя в долгу перед ней. Поэтому он больше не стал спорить. Достав флакон с порошком, Робин высыпал все содержимое в кубок и смешал его с вином.

– Пей, – сказал он, подав кубок Марианне, – до самого дна. Я пришлю Клэр, чтобы она помогла тебе одеться.

Оставив Марианну, Робин вышел в трапезную, где стоял несмолкаемый гул голосов. Несмотря на место, указанное Джоном для сбора, стрелки Робина, Статли, Мэта и Эдгара приехали в лагерь лорда Шервуда. Отправив сестру к Марианне, Робин заметил, как старший брат о чем-то яростно спорит с отцом Туком, и подошел к ним.

– Вам был нужен Хьюберт, и вы получили его, – непререкаемым тоном говорил отец Тук, не обращая внимания на все попытки Вилла перебить его. – Помолчи, сын мой! Так вот, меня вы взяли для отвода глаз. То, что я исполнил свой долг пастыря, не имеет к вам никакого отношения.

– Хорошо, ты его исполнил, – сумел все-таки сказать Вилл, – а потом? Ты разучился держать в руках оружие? Кто тебе мешал дослушать его исповедь, отпустить грехи и отправить Гая к праотцам?

– Не кощунствуй, Вилл! Немедленно прекрати! – голос отца Тука возвысился и прокатился громовым раскатом. – Ты хоть понимаешь, в чем ты меня упрекаешь сейчас? В том, что я не совершил непотребство! Исповедовать человека, а потом своей же рукой оборвать его жизнь, которая находится в руках Создателя?! Взять на душу страшный грех, да еще возомнив себя судьей?!

Несколько секунд Вилл и отец Тук молчали и, тяжело дыша, мерились гневными взглядами.

– Значит, все дело заключается в непогрешимости твоей драгоценной души, – наконец негромко сказал Вилл, не спуская с отца Тука глаз, полных бессильного негодования. – Ну-ка вспомни, сколько раз ты твердил, что Марианна дорога тебе так, как если бы приходилась родной дочерью? Давай я отведу тебя на могилу ее сына, который оказался в земле, не успев сделать первый вдох, ни разу не раскрыв глаза. И, стоя там, ты еще раз скажешь мне, что положить конец бесчинствам сэра Гая ценой его жизни – слишком непосильный грех для тебя?!

– Тебе виднее! – в сердцах ответил отец Тук, которого упреки Вилла задели за живое. – Вам с Робином все не насытиться, никак не утолить жажду крови!

Робин про себя усмехнулся: отец Тук знал, что они с Виллом побывали во Фледстане, но не знал, что Робин не стал убивать Лончема. В этом неведении не было ничего удивительного: Роджер Лончем тем же утром исчез, и даже его брат, епископ Гесберт, пребывал в уверенности, что лорд Шервуда беспощадно разделался с врагом и позаботился о том, чтобы мертвое тело Лончема не смогли найти.

Отец Тук краем глаза заметил Робина, который безмолвно стоял рядом, и невольно покраснел от досады.

– И ты станешь упрекать меня?! – спросил он с вызовом.

По губам Робина скользнула усмешка.

– Вижу, святой отец, что на тебя исповедь Гая произвела большое впечатление! – сказал он, не приняв вызов отца Тука.

Священник нахмурился и тяжело вздохнул:

– Он глубоко несчастный человек, Робин. Какая смесь хорошего и дурного, высокого и низменного! Имея такие задатки, так искорежить себя, собственную душу!

– Я сейчас разрыдаюсь от умиления! – снова задохнулся от ярости Вилл. – У меня пальцев на руках не хватит пересчитать только близких мне людей, которых погубил Гай Гисборн. А если задаться целью сосчитать всех, кому он причинил зло, не хватит рук у всего Шервуда!

– Знаю, Вилл! – с глубокой грустью воскликнул отец Тук. – Будь я на твоем месте, то сейчас тоже негодовал бы не меньше. Но не мог я поднять руку на умирающего человека, который открыл мне всю свою душу! Пойми, не ненависть он вызывал у меня, а бесконечную жалость. Не бранись, пожалуйста!

Вилл поморщился и с досадой махнул рукой:

– Что уж теперь! Бранись, не бранись… Умирающий, как же… Я сердцем чую, что этот негодяй встанет на ноги и мы еще испытаем на своей шкуре его задатки. Так вот, святой отец! Если так и случится, я тебе припомню сегодняшнюю жалость к нему и свято исполненный долг пастыря!

– Воля твоя, Вилл, – покладисто ответил отец Тук.

Вилл, поморщившись, отвернулся от священника и тут же застыл, напряженно выпрямившись. Он увидел Марианну, которая медленно вошла в трапезную, опираясь на руку Клэренс. Та, приобняв подругу за талию, заботливо поддерживала ее, следя за каждым, пока еще неуверенным, шагом Марианны.

– Ты-то куда собралась?! – с отчаянием воскликнул Вилл, пробираясь к Марианне.

Она была одета на выезд – в длинное платье из тонкой шерстяной ткани синего цвета, куртку из серого беличьего меха и теплый плащ с капюшоном. Но прежде чем Вилл успел подойти к ней, появление Марианны было замечено всеми стрелками.