Лорд Хорнблауэр - [33]

Они что-то пробормотали в ответ. Буш был совершенно ошарашен, получив извинения от человек, который, по его мнению, имел право говорить что угодно и кому угодно.

— Всем понятен мой план действий на завтрашний день, если, конечно, этот день наступит именно завтра? — продолжал Хорнблауэр.

Они кивнули, обращаясь взорами к карте, расстеленной на столе.

— Вопросы есть?

— Нет, сэр.

— Я понимаю, что это лишь набросок плана. Могут возникнуть непредвиденные обстоятельства, чрезвычайная обстановка. Никто не может предвидеть то, что может случиться. Лишь в одном я могу быть уверен — это в том, что командование кораблями этой эскадры будет осуществляться так, что заслужит внесения в анналы флота. Капитан Буш и мистер Фримен уже имели много возможностей проявить свою храбрость и решительность в моем присутствии, и мне слишком хорошо известна репутация капитана Ховарда, чтобы позволить сомневаться в нем. Когда мы атакуем Гавр, джентльмены, мы откроем новую страницу, мы допишем последнюю главу в истории тирании.

Им понравилось то, что он сказал, и у них не было оснований сомневаться в его искренности, так как говорил он от чистого сердца. Встретив его взгляд, они улыбнулись. Мария, пока была жива, иногда довольно любопытным образом характеризовала подобные громкие заявления, направленные на то, чтобы поднять настроение слушателей. Она говорила, что это «кусочек сахару для птички». Его последняя речь как раз и представляла собой такой «кусочек сахару для птички». И тем не менее, он не солгал ни в одном слове. Впрочем нет, не совсем: он совершенно не был осведомлен о деяниях Ховарда. В этом отношении его заявления носили формальный характер. Но вполне достигли своей цели.

— Что же, с делами покончено, джентльмены. Что позволите предложить вам в качестве развлечения? Капитан Буш может припомнить ночи накануне боя, проведенные за игрой в вист. Но сам он, без сомнения, не относится к поклонникам этой игры.

Это была констатация факта: в целом свете невозможно было найти человека, менее расположенного к игре в вист, чем Буш, и тот сонно усмехнулся в подтверждение незлобливой поддевки Хорнблауэра. Однако он явно был польщен, что Хорнблауэр помнит о нем такие вещи.

— Вам нужно выспаться, сэр, — сказал он на правах старшего офицера по отношению к прочим двум, с ожиданием смотревшим на него.

— Мне пора отправляться на корабль, сэр, — присоединился Ховард.

— Так же, как и мне, сэр, — заявил Фримен.

— Я бы не хотел, чтобы вы уходили, — воспротивился Хорнблауэр.

Фримен бросил взгляд на колоду карт, лежащую на полке у переборки.

— Прежде чем мы уйдем, могу предсказать вам судьбу, — вызвался он, — возможно, я смогу припомнить то, чему учила меня бабушка-цыганка, сэр.

Значит, в венах Фримена действительно течет цыганская кровь. Хорнблауэру часто приходила в голову эта мысль, когда он отмечал смуглость его кожи и черные глаза. Хорнблауэр был слегка изумлен легкостью, с которой Фримен признал данный факт.

— Погадайте сэру Горацио, — сказал Буш.

Фримен перетасовал колоду: движения пальцев выдавали в нем знатока. Он положил ее на стол, взял руку Хорнблауэра и положил ее на колоду.

— Подснимите три раза, сэр.

Хорнблауэр терпеливо проделал процедуру: он подснимал, а Фримен тасовал карты. Наконец Фримен перехватил колоду и начал раскладывать карты на столе рисунком вверх.

— В этой стороне — прошлое, — объявил он, указывая на замысловато разложенные карты, — а здесь — будущее. О прошлом много есть чего рассказать. Вижу деньги, золото. Вижу опасность. Опасность, опасность, опасность. Вижу тюрьму — дважды, сэр. Вижу темную женщину. Вижу белокурую женщину. Вы странствовали по морям, сэр. Он толковал карты профессионально, объясняя их значение на одном дыхании. Он сделал краткий обзор карьеры Хорнблауэра, и Хорнблауэр слушал его плавно лившуюся речь с увлечением и даже с восхищением. Все, о чем рассказал Фримен, мог рассказать любой, кто ознакомился хотя бы в общих чертах с прошлым Хорнблауэра. На мгновение его брови сдвинулись, когда речь зашла об умершей Марии, но затем, когда Фримен перескочил к описанию приключений Хорнблауэра на Балтике, переводя фразы с нормального языка на жаргон, используемый цыганами с ловкостью, достойной восхищения, он снова улыбнулся.

— И еще был недуг, сэр, — закончил Фримен, — очень серьезный недуг, прошедший только недавно.

— Потрясающе! — воскликнул Хорнблауэр в притворном восхищении.

Предчувствие наступающего боя всегда пробуждало в нем лучшие из его качеств: он стал сердечным и открытым в обращении с младшими офицерами, что было бы немыслимо в любое другое время.

— Потрясающе — это именно то слово, сэр, — сказал Буш.

Хорнблауэр удивился, отметив, что Буш действительно впечатлен, тот факт, что ловкое манипулирование знанием его прошлого со стороны Фримена произвело на него такое действие, могло служить объяснением успеха, которым пользуются в этом мире шарлатаны.

— Что насчет будущего, Фримен? — поинтересовался Ховард. Приятно было видеть, что Ховард был единственным, кто поддался чарам лишь в умеренной степени.

— Будущее, — сказал Фримен, постукивая по столу костяшками пальцев и переходя к другой части гадания, — будущее всегда более загадочно. Я вижу корону. Золотую корону.