Лорд Галифакс: Святой Лис - [6]

.

Уроки верховой езды дяди Генри были не столь трогательны, как это письмо. Всякий раз, когда ноги Эдварда неправильно лежали на боках пони, дядя Генри лупил по ним стеком, приговаривая: «Если бы ты сидел правильно, я бы не смог тебя ударить». Из-за детской физической нескладности мальчик также испытывал постоянные проблемы с одеждой: «Бриджи, гетры и ботинки всегда мне плохо подходили, расстегивались и сидели совсем не так, как у других мальчиков, которых я видел»37.

Но эти легкие неприятности не шли ни в какое сравнение с начавшимся обучением Эдварда в классной комнате. Руководила этим процессом гувернантка мисс Хилдер: «Она была типичным продуктом старой школы; ограниченной в интеллектуальном плане; уверенной в своих методах; преданной поклонницей моего отца, а также убежденной, что точность, дисциплина и благовоспитанность были, безусловно, самыми важными компонентами образования. Для внушения этих качеств она больше всего ценила физическое напоминание, и она будет постоянно сидеть рядом с моими сестрами и мной, когда мы делаем уроки, и бить нас палкой по рукам и пальцам, если мы допускаем ошибки, которые, как она считала, есть следствие небрежности или невнимания. Испытывая горечь от такого наказания с сопровождающими его слезами, мы часто убегали в конюшни и показывали наши ушибы кучеру Сэм– су, сочувствие и негодование которого были очень утешительны. Наши родители, несомненно, знали, что режим классной комнаты суров, но по очевидным причинам мы смущались демонстрировать результаты наказания им, ведь они подумали бы, что мы, скорее всего, его заслужили»38.

Впрочем, иной раз мисс Хилдер зверствовала действительно не просто так. Старшая сестра Эдварда Мэри вспоминала, что, хотя ее брат был добр с бедными детьми из деревни и всегда играл с ними, он мог быть довольно вредным и проказливым. Так, однажды он привязал свою кузину39 за волосы к спинке стула в классной комнате, за что мисс Хилдер лупила его по голове тряпкой. Но, как писал после уже сам граф Галифакс, боль от наказаний быстро проходила, и они вновь наслаждались жизнью после уроков, слушая истории о призраках, играя в карты или наблюдая, как созревает фирменное хиклтонское пиво, варить которое было обязанностью самой старой семьи в их деревне. Огромный дымящийся котел напоминал детям ведьмовское варево, и они с удовольствием следили за процессом созревания напитка дважды в год – в марте и сентябре.

Пока младшие дети вдыхали хмельной пар и подвергались тирании при домашнем обучении, старшие сыновья лорда Чарльза учились в Итоне и Оксфорде. Средний сын – Френсис – имел проблемы с сердцем, очевидно, тоже врожденные, но проявившиеся только в подростковом возрасте. В феврале 1889 г. в Хиклтон пришла телеграмма, что Френсис болен, лорд Чарльз немедленно поспешил в Итон. Оттуда он вернулся в марте с телом своего второго сына, наказав Эдварду молиться за Френсиса и Генри, которые теперь вместе будут в раю.

Наконец, решив уделить внимание здоровью детей, чета Вудов зимой 1889–1890 гг. отправила их на Мадейру, так как старший сын и наследник – Чарли – был болен туберкулезом. Там Чарли вдобавок ко всему прочему заразился желтухой, сестра Эдварда Мэри заразилась оспой и также чуть не умерла, но, по счастью, все-таки выжила. Сам Эдвард, бегая по холмам, упал и сломал себе передние зубы, что привело к очень болезненному и неприятному знакомству с американским дантистом.

Когда летом 1890 г. семья вернулась домой, стало понятно, что поездка только ухудшила здоровье 20-летнего Чарли. В тот же период леди Агнес заразилась брюшным тифом, но к ней Господь, к которому взывали в Хиклтоне особенно рьяно, был милостив. Она выжила, но Чарли умер в сентябре того же года. Смерть старшего сына стала не только очередной трагедией, заставляющей набожных соседей из других «великих семей Севера» усомниться в благочестивости Вудов, это событие сделало наследником и титула, и фамильного состояния самого младшего сына – Эдварда. Результат, который мало кто мог предвидеть.

И результат этот отразился на отношении лорда Чарльза к своему единственному выжившему сыну. Не думая смягчить наказания и отказаться от традиции физического насилия в воспитании, он всю свою любовь, предназначенную трем умершим сыновьям, перенес на Эдварда: «Как будто вчера я помню день, когда ты родился; радость и такое же мое горе, мой любимый. Я знал о проблеме твоей руки и чувствовал, что отдам все что угодно, чтобы как-то облегчить ее. Я тогда молился всем своим сердцем: так как все мы должны нести свой крест, пусть это будет самой тяжелой твоей ношей, а другие бы тебя не коснулись. Я действительно думаю, что Бог наделил тебя многими достоинствами: характером и расположением, желанием любить Его. Но мой дорогой сын, я не буду говорить об этом; я хочу только сказать, что я действительно люблю тебя всем своим сердцем и молю Бога сдерживать и благословлять тебя всеми способами, сохранять тебя верным Ему. Сделай что-то достойное для Его церкви, прежде чем ты умрешь, это должно понравиться Ему»40.

Помимо дел духовных лорд Чарльз был занят и практическими. Он начал перестраивать второе свое имение – Гэрроуби. Точнее – расширять, добавив и без того внушительному дому несколько залов, а также сделав специальную тайную комнату с хитрыми проходами, благодаря которым человек мог исчезать в одной части дома и появляться в другой совершенно неожиданно. Этими ходами лорд Чарльз с удовольствием пользовался, чтобы пугать домочадцев и гостей. С этими же целями он купил коллекцию черепов у своего друга-медика в Лондоне, а также набор отвратительных масок, по-видимому, сделанных из человеческой кожи. Иногда он надевал одну из этих масок и с дикими криками выскакивал из темноты на детей. Те в страхе разбегались. Они свято верили в то, что, если доберутся до своих спален, будут спасены. Они бежали туда, сломя голову, но благодаря тайным ходам лорд Чарльз оказывался там раньше и встречал их в своей страшной маске, лишая надежды спастись.