Лорд-Чародей - [7]

— Не знаю, на какую дуру может произвести впечатление подобная глупость, — презрительно фыркнула мать.

Крушила подумал, что таких девиц будет предостаточно, но вслух ничего не сказал.

— Это необходимо, мама, и кто-то должен быть Воином.

— Даже если и так — в чем, надо сказать, я вовсе не убеждена, почему этим кем-то должен стать ты?

— Потому что… потому что… Не знаю… Да потому, что хочу — вот и все.

Мать подняла глаза, отложила в сторону скалку, скрестила руки на груди и произнесла ровным и, как знал Крушила, смертельно опасным тоном:

— Выходит, ты хочешь стать убийцей?

— Ничего подобного! Я вовсе не хочу становиться убийцей, — ответил Крушила, — почему ты так решила?

— Да потому, что работа Воина и весь смысл его пребывания в числе Избранных состоит в том, чтобы убить Темного Лорда и тех, кто помешает Избранным сделать это. Если ты станешь Избранным Воином, ты согласишься взять на себя эту роль. Ты согласишься убивать людей. Ты поклянешься вонзить свой большой нож в чью-то грудь. Ты этого хочешь?

— Но мне не придется никого убивать! Темных Лордов в мире больше нет.

— Однако ты согласен это сделать, если Темный Лорд вдруг появится.

— Да, это так, но…

— И ты станешь убийцей.

— Я стану Избранным героем, и да — это означает, что мне, может, и придется кого-то убить. Но этот человек будет заслуживать подобной участи.

Мать некоторое время молча смотрела ему в глаза. Затем воздела руки к потолку и, выдавив нечто похожее на «Ооооох!», вышла из кухни.

Крушила смотрел ей вслед с искренним изумлением. Да, Воин и другие Избранные убивали людей, когда это было необходимо, но они были героями, и убийство было частью их работы. Мать знала это и сама поведала ему множество историй о героях, приканчивавших людей и чудовищ направо и налево. Она с огромным воодушевлением рассказывала сыну легенды об ужасном мщении, которое Лорд-Чародей обрушивал на головы сбившихся с пути истинного волшебников и бежавших от правосудия преступников. Ее рассказы были полны страшных подробностей, и она, похоже, никогда не считала, что в этих подвигах было что-то недостойное.

Ныне же разница состояла в том, что ее сын сам решил стать Воином.

Оглянувшись, он увидел, что Непоседа и Паучок не сводят с него глаз.

— Заткнитесь, — сказал он.

— Я не сказала ни слова! — возмутилась Непоседа.

— Я тоже! — подхватила ее сестра. — Это были не мы. Наверное, с тобой говорили лерры.

— Не может такого быть! — заявил Крушила. — Ведь я не жрец и не чародей.

— А ты станешь жрецом или чародеем, если будешь Воином?

Крушила хотел сказать было «нет», но передумал.

— Не знаю, — признался он.

— А ты и вправду станешь убивать людей?

— Только плохих чародеев, — успокоил сестру Крушила. — Не настоящих людей. Во всяком случае, никого из Безумного Дуба.

Паучок торжественно кивнула, принимая объяснение брата. Непоседа выглядела не столь умиротворенной, но Крушила, прекратив дискуссию, принялся рыться в буфете в поисках пищи.

Во время еды Непоседа и Паучок ухитрялись хранить несвойственное им молчание. Мать не появлялась, и Крушила, едва заморив червячка, решил, что она не вернется, пока он торчит в кухне.

Он по-прежнему не мог понять причины ее гнева, но знал, что лучше не пытаться ее переубедить. Когда мама пребывала в подобном нестроении, сделать это ему никогда не удавалось. Отец и Арфа иногда могли в этом преуспеть, и Крушила никогда не понимал, как у них получается. Что касается его, то он предпочитал быть в другом месте до тех пор, пока гнев матери не рассосется сам собой. Поэтому, как только в животе перестало бурчать, он помахал сестричкам, вышел из дома и направился в павильон.

Лорд-Чародей обеспечил им сухую ночь и приятный прохладный день. Солнце едва успело выглянуть из-за далеких восточных утесов, и клочья утреннего тумана еще висели на деревьях и над полями. У Крушилы не было никаких причин спешить. Неторопливо прошагав мимо кузни и плотницкой мастерской, он пошел по центральной тропе, ведущей к подножию террасы, на которой стоял павильон. Проходя в тени навеса мимо дверей пивного подвала, Крушила поздоровался с Пивоваром и Младшей жрицей. Из темноты подвала до него долетали непонятные звуки: жрица, видимо, убеждала лерров на их языке позаботиться о качестве новой партии пива.

На его приветствие никто не ответил. Крушилу это нисколько не удивило — люди заняты делом. Он вышел из тени на солнце и стал подниматься в павильон по южным ступеням. Поднявшись, сделал еще один поворот и оказался в самом павильоне.

Оставшийся после вчерашнего веселья мусор был почти убран, пол уже успели подмести. Крушилу занимал вопрос, сделали это поднявшиеся с раннего утра обитатели поселения или Старшей жрице удалось уговорить пару-тройку лерров.

Заметив рядом с главным очагом, в котором еще теплился огонек, старую женщину, Крушила решил, что уборкой с помощью своей магии занимались чародеи.

Но магия чародеев, как и магия жриц, зависела от лерров. Разница состояла лишь в том, что чародеи использовали других лерров, тех, что не привязаны к определенному месту. Жрец мог призвать духов земли и деревьев, полей и вод, корней и ветвей, словом, тех духов, которые привязаны к своему уголку мира, в то время как чародей управлял духами ветра и огня, света и тьмы, духами, которые вольны перемещаться, куда им заблагорассудится, или туда, куда их направит повеление чародея.