Лопатка - [14]

Тут размышления Фёдора Ильича были прерваны, потому что он догнал двух бабёнок.

Те то и дело спотыкались в потёмках о колдобины, на всю улицу ахали и видимо трусили и темноты, и большого мужика, вдруг горой выросшего прямо между ними.

- Без фонаря-то не годится, красавицы, - пробасил Фёдор Ильич.

От звука его голоса, хотя и густого, и хриплого, страх у тёток сразу пропал. Так уж любая женщина устроена: стоит Сегедину слово сказать, и ей сразу делается покойно и приятно, как в тёплой ванне.

- Так не заработали на фонарь, - игриво отозвалась та, что справа, невысокая тётенька в кожаной куртке. Такие куртки носит три четверти населения Сопкового, и мужского, и женского. Сегедин и сам в кожане, только размеров на десять просторнее. Спутница невысокой, тощеватая блондинка крашеная или натуральная, в темноте не разберешь - хихикнула и поддержала скрипучим голосом:

- Нам зарплату не платят, чтобы с фонарями ходить.

- Давайте провожу, раз такая беда. Беритесь, - Фёдор Ильич развёл согнутые ручищи обручами.

Женщины не заставили себя долго приглашать, просунули ладошки под сегединские руки, и лишь невысокая не преминула заметить:

- А сами-то без фонаря. Ещё заведёте куда-нибудь.

- Заведу, коли попросите, - добродушно рокотал Сегедин с высоты. - А фонаря мне не надо. Я, как филин, в темноте вижу.

Слово за слово - довели тощую до угла Первомайской и Рыбацкого. Потом с невысокой - её звали Рита - добрались до её дома на Горной, и тут только в свете от круглосуточного ларька Фёдор Ильич разглядел, какая она мякенькая уютная бабочка с улыбчивым лицом и чуть раскосыми смеющимися глазами.

- А чай пить пригласишь? - ухмыльнулся Сегедин.

- В следующий раз, - Рита кокетливо отставила чистенький, несмотря на осеннюю грязь, сапожок. - Сегодня нельзя. Дочка дома.

Телефон она тут же продиктовала, и Сегедин записал его в свою толстую книжицу.

Потрепав покровительственно Риту по мягким стриженым волосам, он зашагал к себе на Советскую. Минут пять мысли его были о ней: пока муж в морях, ей на зарплату воспитательницы да с ребёнком на руках, должно быть, туговато. Если дальше у них завяжется, то надо бы её поддержать: хоть на сапоги к зиме, что ли.

Потом смеющиеся глаза Риты ушли куда-то в темноту, а на их место выплыла какая-то лисья не лисья, шакалья не шакалья острая мордочка - и в то же время человечье лицо.

И пока догадался Сегедин, что это не иначе как Кригер с Одиннадцатого, и одёрнул себя, что негоже такою ерундой голову забивать, а для очищения сознания надо бы перед сном помедитировать - он дошёл уже до своего подъезда на Советской и стал думать о той работе, что ждала его на вечер. Нужно было собрать простенькую схему, чтобы свет в передней включался от открывания внутренней двери входного тамбура, а выключался бы от закрывания наружной. Следовало обойтись без фотоэлемента и сделать так, чтобы схема не путала входящих с выходящими.

Глава пятая.

Визитёр

В субботу, десятого сентября, на Одиннадцатом посту были старатели. Они шумели и ругались, что топлива мало. Кригер огрызался односложно, блуждая глазами из-под тяжёлых бровей. Старателям в конце концов стало не по себе под этим обегющим и в то же время давящим взглядом, они попрыгали в японский грузовичок и убрались восвояси.

А ночью на пост пожаловал гость.

Кригер повернул голову и увидел его сидящим на топчане, нога на ногу. Визитёр был жилист и загорел дочерна. Пальцы больших рук с тёмными окаёмками вокруг ногтей он сцепил на костистом колене. Волосы острижены ёжиком, но не как у пацана из новых, а скорее по-солдатски. Несколько сединок в тёмной густой щетине.

В правой руке у Кригера была кочерга: он как раз ковырял ею в раскрытой печке. Кочерга - опасное оружие у такого бойца. Она гнута из стального прута-десятки и закалена. Но сторож, очевидно, не спешил набрасываться на гостя. Уже не бегая глазами, а неподвижно глядя из-под бровей, он проговорил медленно:

- Неужто Фёдор Ильич?

Гость ощерился, и изо рта у него блеснул серебряный зуб.

- Люди Володей звали, - отозвался он очень обыкновенным голосом, совсем не похожим на басовое рокотание диспетчера. - А что ж вы печку кирпичом не обложите? Лениво?

- Ни к чему, - сердито ответил Кригер и снова стал шуровать в печке. Он явно был недоволен тем, что явился к нему не тот, кого он ждал.

- Как это ни к чему? - настаивал между тем Володя. - И духоты бы поубавилось, и тепло бы держалось. Скоро белые мухи полетят - поколеете тут за фанерными стенками.

- Не беспокойся, не поколеем. Скажи - а как ты, собственно, сюда попал? Я не помню, чтобы ты стучался, как воспитанные люди.

Визитёр сипло засмеялся.

- Воспитанные люди... Так то люди - а ты меня спроси, кто я такой?

- Я догадываюсь. Глаза у тебя, впрочем, странные. Не глаза, а бельма.

- Ни хрена ты не догадываешься. Зовут меня Володя, а по фамилии Шмидт. Небось слыхал.

- Не слышал, - Кригер пожал плечами. - Шмидтов много. А от тебя к тому же луком разит за версту.

- Эх, народец, - Шмидт вздохнул. - Тридцати лет не прошло, а уж ни слуху, ни духу. Так вот и все вы сгинете - никто не вспомнит...