Лонтано - [26]

– Не знаю, чего вы добиваетесь, но вы меняете всех ролями. Висса Савири сбежал. Он нарушил свой долг. Он умер, и это несчастье. Но не начинайте перекладывать вину на других!

– Вообще говоря, – резко бросил Эрван, – я выступаю на стороне мертвеца. В интересах расследования свидетели категорически не должны контактировать друг с другом.

– Но свидетели чего, собственно говоря?

Эрван не ответил.

– Сверните направо, – проворчал Ракообразный. – Через два километра приедем.

Крипо повернул, и внезапно открылось море: черное кипение с серой бахромой смешивалось с темным небом в тусклом припое гальки. Наконец-то настоящая Бретань. Зеленые и белые скалы с вертикальными провалами походили на чудовищных зверей с фосфоресцирующими шкурами, разинувших необъятные пасти, чтобы напиться из источника всего мира.

Этот исконный пейзаж включал в себя и традиционные жилища: сланцевые крыши и синие ставни. Туристы были еще здесь. Строгие шикарные силуэты под зонтиками, в полосатых бермудах и свитерах, накинутых на плечи и завязанных узлом. Обход домов непременно что-нибудь даст.

На заднем сиденье Ле Ган бормотал в телефон приказы. Доносились обрывки: «и пусть каждый сидит в своей комнате», «раздельное время обеда».

Крипо переключил дворники на бо́льшую скорость и чуть не проскочил крутой поворот. Это было как подтверждение: дальше только море, горизонт, небо. Они добрались до края мира. Финистер. Конец земли.

– Я могу увидеть врача базы? – бросил Эрван в кулисы.

Слово опять взял Ле Ган, но уже поспокойней:

– Нет его, и уже давно: бюджет сократили.

– И что вы делаете, если возникает проблема?

– Отправляемся в клиники «Морван» или в «Cavale Blanche», как все.

– А во время посвящения?

– При необходимости вызываем местного врача из Кэрверека, доктора Алмейду.

– Я хочу его увидеть.

– Но я не понимаю, мы…

Конец фразы был заглушен плеском лужи, со всего размаха окатившей стекла. Ле Ган сдался.

Наконец дорожный щит возвестил: «Кэрверек-76». Еще несколько сот метров, и появился фасад школы. Гербы на фронтоне и бело-красный шлагбаум, как на железнодорожном переезде, отмечали вход.

– В первую очередь, – заметил Верни, – вам следует встретиться с полковником Винком.

Эрван уже где-то слышал это имя, но никак не мог вспомнить, где именно.

– Кто это?

– Руководитель школы.

– Я полагал, его зовут Ди Греко.

– Адмирал является начальником штаба. На месте всем распоряжается полковник.

Часовой в дождевике поднял шлагбаум. Наконец-то они окажутся в укрытии, но Эрван испытал прямо обратное чувство: они покидали успокоительный внешний мир, чтобы окунуться в замкнутую вселенную, попахивающую тюрьмой.

15

Эрван ожидал увидеть крупную базу. «Кэрверек» походил на начальную школу: квадратный двор, страшноватые сооружения с плоскими крышами, крытые галереи вдоль каждого здания, как в селениях Дикого Запада.

Они припарковались на стоянке и поспешили укрыться под навесом справа. Ле Ган тут же отправился предупредить полковника Винка. Эрван отряхнулся. Он уже понял, что от влажности больше ни спасения, ни продыху не будет.

– В глубине двора, – давал пояснения Верни, чтобы заполнить время, – аудитории для разбора полетов и административные помещения. Напротив нас классы, спальни и ванные комнаты. За нашей спиной столовые, гимнастический зал и комнаты для досуга.

– Не очень просторно.

– В «Кэрвереке» не больше тридцати курсантов плюс инструкторы, операторы, руководящий штаб и контингент солдат, охраняющих материальную часть. Всего меньше ста человек. А вот вокруг – территории обширные: полоса километр в ширину и три в длину отделяет нас от моря. Учитывая цену квадратного метра на побережье, это невероятная роскошь.

– Именно на этой территории и были оставлены курсанты?

Верни сделал вид, что ничего не слышал:

– Можно показать вам ангары и полигоны, если хотите. На базе размещен десяток самолетов и…

Эрван больше не слушал. Флаги приспущены – долг памяти Виссе, конечно же. Всего флагов четыре: французский, европейский, бретонский и еще один, с неизвестными гербами – лебедь, шпага, корабль… куда ни кинь, всё символы школы.

Он почувствовал, как в нем поднимается природное отвращение к мундиру. Он ненавидел и военный дух, и внешние признаки, с ним связанные. В тех редких случаях, когда ему самому приходилось надевать форму – выпуск в Высшей школе полиции, вручение медалей, – это было мукой мученической. К тому же его единственный мундир всякий раз напоминал ему о набранных килограммах.

– Ну куда он подевался? – вдруг потерял терпение Верни. – Пойду посмотрю.

Жандарм исчез. Крипо прислонился к столбу, как ковбой из вестерна, и свернул себе сигаретку.

В этот момент через двор прошли два пилота. Поверх комбинезонов на них были надеты какие-то дополнительные штаны, кажется надувные.

– Похожи на Бибендумов,[43] – заметил Эрван.

– Это из-за перегрузок, – бросил Крипо, прикуривая свою сигарету.

– Что?

– Это противоперегрузочные комбинезоны. В реактивном самолете сила тяжести может за несколько секунд достигать восьми g, то есть восьмикратно превышать вес твоего тела. Тогда кровь отливает от головы к ногам, лишая мозг питания, и ты в отключке. Вот и причина подобного обмундирования: внутри у него жидкость, которая подвергается такому же давлению, сжимает ноги и не дает крови спуститься вниз. Они его еще «ползунками» называют.