Лондонские поля - [172]

— Теплые писаки, вот что такое мои руки. Одно лишь скажу. По-моему, ты была ужасно жестока, — с улыбкой проговорил он скомканным голосом, — к бедному старому Китсу.

Джон Кит, думал Кит, отъезжая от дома. Лучший кузнец слова, к тому же дока в фармацевтике. Книги — один из способов быстро зашибить деньгу. Завтрак у бассейна. Жена — как с картинки. «Нет, дорогая, мне в самом деле пора покончить с этими голливудскими сценариями и написать что-нибудь серьезное». Огромный, мать его, кабинет, где полно кожи. Бильярдный стол! Господи. Леди Мразь в учительской юбке, задранной до талии. Неплохо, нет. Под конец я совсем прибалдел от этого. Выдал Гаю. Черт, но какая ужасная нагрузка на мои старые яйца. Мимоходом, как бы в скобках, Кит подумал, не играл ли Китс в какое-нибудь подобие дротиков.

Он выехал на магистраль, ощутив при этом некое вялое волнение в животе, словно последние трепыхания крыльев подбитой птицы. Ох… То же самое чувствовалось в горле и легких — разорение, истощение. Во время одного из длительных простоев Кит взял «водафон» и позвонил Петронелле. Занято? Трудно сказать: Кит не слышал даже собственных ругательств из-за умопомрачительного рычания стоящего поблизости самосвала. Он опять почувствовал какое-то медное трение у себя в брюшной полости. Киту пришло в голову, что ему следует показаться врачу. Это не была благословенная сатиромания прошлого. Это больше походило на приступ панического ужаса. И хотя дух был полон желания — был хищным, отчаянно прожорливым, — плоть оставалась необъяснимо слабой. Всякий раз это занимало у него целую вечность. Он чувствовал себя раздраженным и уязвимым; с содроганием вспомнил он об улитках, которых убивал солью, когда был маленьким.

Ох уж эта манера — парковаться в два ряда у обеих обочин! Киту приходилось выжидать в очередях и лавировать, продираясь к Лэдброук-гроув, где он припарковал машину посреди улицы Оксфорд-Гарденз и прошел в универсам единых цен, кивнув по дороге Мэнджиту. Насвистывая сентиментальную испанскую балладу под названием «Los Sentimentados», вышагивал он мимо молочных продуктов, мимо туалетных принадлежностей, мимо видеокассет. Отступил в сторону, когда между каким-то служащим и посетителем разразилась драчка возле витрины со спиртным, и, опасаясь за свои клеши, в отточенной многолетней практикой веронике отскочил назад, когда поодаль разбилась бутылка. Спустившись вниз, в кладовую, Кит заглянул в дверную щель. Триш Шёрт лежала на полу, закинув одну ногу на койку, — в точно таком же положении, в каком Кит оставил ее несколько часов назад. Зубы его издали весьма и весьма ощутимый скрежет, когда он втянул в себя слюну, натекшую на губы. На то, чтобы пощечинами привести ее хоть в какое-то чувство, уйдет никак не менее получаса, уж будь уверен. Явилось и еще одно соображение: сегодня, только гораздо раньше, когда Кит сдирал с нее смятые трусики, ему вспомнилась дартсовая доска у него в гараже, ее участок возле двадцатки на тройном, превратившийся, в силу слишком многих в него попаданий, в некий зазубренный ломоть. Современную дартсовую мишень, хотя ее и называют щетинистой, больше, однако, не изготовляют из звериной шерсти, но только из растительного материала — из сизаля, получаемого из колючих листьев текстильной агавы и импортируемого из Африки, затем прессуемого в требуемую форму и отправляемого по морю обратно, где его обрабатывают, раскрашивая лицевую сторону и нанося на нее цифры. Блин. Эта картина Кита хотя и возбудила, но ненадолго; вскоре мысли о мощном наборе счета (неоспоримые максимумы, стосороковки) разрушили всю его сосредоточенность. Теперь же Кит тотчас взглянул на часы, поднялся, купил шестизарядную упаковку «Особого», влез в «кавалер» и со скоростью девяносто миль в час погнал в Уайт-Сити, к Энэлайз Фёрниш, совершенно не настроенный на какую-нибудь херню со стороны Бэзила.

К себе — в свою трущобу, то бишь в Виндзорский дом — Кит вернулся сразу после шести. Он застыл там на кухне, весь взъерошенный, как лондонский трафик. Прахом пошли бесценные часы тренировок — столько глухих ударов, сколько торжествующих вытаскиваний. И Бэзила не в чем винить: испарился он почти сразу же после того, как Кит оттащил его в сторонку, по-мужски, и дал ему по уху. Не было в том и вины Энэлайз: она выдавала лучшее, на что была способна, и притом не жаловалась, хотя Кит своими глазами видел, как мучительно напряжены ее шейные сухожилия. Нет, все дело здесь в убийственном возвращении домой, по забитым до отказа улицам, да еще притом, что проезд к Шепердз-Буш опять был перекрыт… Появилась Кэт, держа на руках малышку, как бы защищаясь ею от него, словно волшебным щитом. Кит без выражения посмотрел на нее, на ее лицо, озаренное усталым светом. Завтра полуфинал. И возникает весьма существенная дилемма. К самому матчу Кит относился — или полагал, что относится — с самообладанием титана. Его беспокоило только одно: кого выбрать, кого пригласить туда в качестве своей гостьи? При обыкновенных обстоятельствах никаких затруднений не возникло бы: Дебби Кенсит или Энэлайз Фёрниш — загнать свой велик он мог бы в любую из этих щелей. Но это было выдающееся спортивное событие, по-настоящему престижное. О матче пронюхала Триш Шёрт. И Ники сказала, что ей хотелось бы там побывать. И даже Кэт пролопотала что-то насчет этого матча — ну, мол, если бы ты не был против…