Лондон: время московское - [107]

Занятно, что последним привлек мое внимание тот единственный из присутствующих, кто стоял: но, вероятно, это вполне в характере заклинателя. Я, конечно же, отметил его необычную внешность, что словно бы искушала разум строить на его счет всевозможные ошибочные допущения. Мистер Аарон Роуз, подтянутый, атлетического сложения мужчина, принадлежал к тому типу, которому может быть сколько угодно лет — от двадцати пяти до сорока пяти, и ровно так он и выглядит вплоть до того момента, как приблизится к шестидесяти. Волосы его были подстрижены очень коротко, а глаза — рассмотреть их оттенок при таком освещении не представлялось возможным, но я и впоследствии не смог определиться между зеленым, серым и карим, — ярко искрились над неизменной полуулыбкой. Вы, конечно же, рассчитываете услышать, что на нем была длинная мантия цвета полуночи, украшенная изображениями солнца, луны и прочих небесных тел, но на самом деле он был одет в простой серый костюм марки Savoy превосходного покроя, хотя носил он его с таким видом, что в одеянии более зловещем острого недостатка не ощущалось.

Порадовала ли или возмутила мистера Роуза моя реакция на его мистические знаки, равно как и мое затянувшееся молчание по приходе, он ничем себя не выдал. Просто изрек: «А-га!» — как если бы предсказал момент моего появления, затем указал мне на стул и без какой-либо преамбулы приступил к обряду.

Здесь я должен признать, что ваших надежд не оправдаю. Мне бы очень хотелось привести в точности те слова, что произносил заклинатель, подробно описать позы, которые он принимал в каждый момент обряда, и какие жесты использовал, но записей я не вел, а моя память на такие вещи слаба. Скажу лишь, что продолжалось действо несколько минут — никак не меньше пяти и никак не больше пятнадцати, — что заклинатель не произнес ни единого слова по-английски, хотя, сдается мне, я расслышал несколько слов на латыни и одно-два на греческом; что он совершил несколько священнодействий и в ходе одного из них погрузил руку в чашу с водой и стряхнул капли прямо в круг. По мере того как церемония близилась к кульминации, в воздухе над центром круга забрезжил какой-то свет — поначалу еле уловимый намек, не более, нечто вроде смутного марева: постепенно оно разгоралось, затмевая собою все прочие источники света в комнате. По завершении обряда заклинатель громко и настойчиво произнес несколько слов, свет внезапно вспыхнул слепяще-ярко, быстро сгустился в небольшую — футов четырех или около того — человеческую фигурку и снова померк.

Я увидел перед собою девочку лет восьми-десяти, худенькую, изможденную, как если бы ей никогда не удавалось поесть досыта; под глазами — темные круги. И притом на диво хорошенькую: бледная гладкая кожа, длинные светлые волосы — золотистые, или пепельные, или того оттенка рыжины, что принято называть «земляничным» — и ясные глаза. Но, по правде говоря, поскольку она предстала перед нами прозрачным, равномерно-серебристым видением, мои впечатления, возможно, подсказаны лишь не в меру разыгравшейся фантазией. Одета она была в простенькую сорочку.

— Назови свое имя, дух, — нараспев произнес заклинатель звучным и властным тоном. — И скажи, откуда ты?

Девочка вздрогнула, присела в реверансе, обвела глазами комнату.

— С вашего позволения, сэр, — промолвила она. Голосок ее прозвучал четко и ясно — нежный и тонкий, как бывает у девочек ее возраста; но ему вторило нездешнее эхо, будто говорила она из дальнего конца длинного туннеля. — Меня звать Софи Хендерсон, сэр. Из прихода Святого Иоанна Евангелиста.

В целом бедную малютку Софи продержали в комнате минут восемь-девять. Ей задавали различные вопросы, главным образом о том, кто она и где живет; затем справились о ее условиях жизни; выяснили, как проходит ее обычный день, и все такое прочее. Ответы девочки вы уже прочли; записи вел не только я, но, боюсь, только я один предам гласности эти события, так что вам придется довольствоваться моим изложением, без сомнения, несовершенным.

Кое-какие вопросы оказались для нее сложны. Первая трудность возникла, когда я затронул тему смерти мисс Хендерсон. Девочка пришла в замешательство, запинаясь, начала было отвечать, но тут вмешался заклинатель.

— Духам, которых я ввожу в сей круг, о собственной смерти ничего не ведомо, — объяснил он, — кажется, они даже не сознают, что мертвы. Это общее правило: у любого духа наличествует подобный провал в сознании.

Тогда я попытался выяснить, как долго Софи пробыла мертвой, спросив ее, какой, по ее мнению, сейчас год. Она снова сконфузилась и назвала нынешнюю дату. И вновь мистер Роуз счел нужным вмешаться. Как выяснилось, духи осознают ход времени, но неспособны отличить жизнь, которую вели прежде, от их теперешнего бытия в мире духов. На вопросы о том, когда они родились, когда именно жили и когда или как умерли, скорее всего, последуют неточные или путаные ответы, а то и вовсе никаких. У заклинателя есть свои средства обозначить временной промежуток, откуда призван дух, и других подтверждений принадлежности нашей девочки к какому-то определенному году нет и быть не может.