Лондон. Темная сторона - [60]

Он пошел к Парламентскому холму, через парк мимо легкоатлетического стадиона и обратно, в Кэмден-таун. Мысли его блуждали от детей к прошлому. Когда он снова вернулся домой, Пит и его приятели уже ушли, но в воздухе по-прежнему висел запах сигарет и чего-то еще. Кохлан отворил окна, чтобы проветрить комнату, а затем плотно запер дверь и отправился спать.

Ночью, ворочаясь в постели, не в состоянии заснуть из-за шума, доносившегося от соседей, Кохлан снова вернулся к мыслям, посетившим его во время прогулки. У него с женой не могло быть собственных детей, а потому он не представлял себе, как урегулировать ситуацию с Питом. Инстинкт подсказывал, что он все сделал правильно, но Кохлан молил Бога дать ему нечто большее, нежели инстинкт.

В 1945 году, незадолго до того, как Кохлан начал ухаживать за женой — он знал ее с младшей школы, и в юности они жили всего в трех улицах друг от друга, — у нее был короткий, но бурный роман с женатым американским солдатом, служившим в Лондоне. Когда американец бросил ее, чтобы вернуться к жене в Западную Виргинию, она просто не обратила на это внимания, словно он значил для нее не больше пары старых туфель. Но потом, через два месяца, она впала в глубокую депрессию и три недели не выходила из дома. Когда же, наконец, вышла, она была уже совсем другой — тихой и безропотной, словно полиняла, а жизнь и душа остались в старой коже. И у нее появилось время для Кохлана, тоже тихого и надежного паренька из дома по соседству. Конечно, пошли слухи, что вовсе не депрессия была виной ее затворничества, а что вслед за отъездом американца она сделала подпольный аборт, причем так неудачно, что осталась бесплодной. Кохлан, благодарный за ее внимание, не обращал внимания ни на какие слухи, хотя за всю их долгую супружескую жизнь она так и не смогла забеременеть. Даже сейчас, когда после ее смерти прошло более десяти лет, он по-прежнему отказывался верить, что слухи были чем-то большим, нежели злобная болтовня, придающая особый смысл их бездетности.

* * *

На следующий день они снова были в его квартире, но теперь уже без Пита. Их было трое, они курили и смотрели по телевизору шоу Джерри Спрингера.

— Что вы здесь делаете? — спросил Кохлан, изо всех сил стараясь выразить негодование, но ощущая страх.

Парни просто не обратили на него внимания, просто скалили зубы на извергающий гром аплодисментов телевизор.

— Как вы вошли? — сказал Кохлан и сделал еще один шаг.

Парни все так же ухмылялись и его не замечали.

— Я спрашиваю, как вы вошли сюда? — повторил Кохлан и встал перед телевизором.

— Эй, мужик, твой парень дал нам ключ, — наконец отозвался один из них, изогнувшись, чтобы разглядеть экран. Его мрачное бледное лицо скрывал капюшон фуфайки.

— Вы хотите сказать, что Пит дал вам ключ?

— Ну если его так зовут, — усмехнулся парень.

— Что ж, ему не следовало так поступать, — сказал Кохлан, наклоняясь, чтобы выключить телевизор. — Так что лучше бы вам уйти.

— Я же смотрю! — запротестовал другой парень.

— Эй, мужик, он дал нам свой ключ, — сказал первый. — Дал нам свой ключ и сказал подождать его здесь. Сказал, что должен что-то купить для вас или что там еще. Так что не стоит просить нас уйти.

— Ну, и что он должен делать, когда вернется и увидит, что мы ушли? — сказал второй. — Что он скажет, когда вернется и увидит, что вы вышвырнули нас отсюда?

— Э-э… это другое дело, — растерялся Кохлан. — Надо было сразу сказать.

И тут же почувствовал, как сжалось сердце, будто он предал Пита.

Он ощущал на себе оценивающие и осуждающие взгляды всех присутствующих, как будто именно он был тут главным злодеем. Он не знал, что делать, дыхание его становилось все более прерывистым, и, постояв немного с отсутствующим взглядом, он повернулся, вышел на кухню и уставился в окно. Грудь его сдавила чудовищная тяжесть.

Через полчаса Пит все-таки пришел, но, когда в следующий раз Кохлан застал в гостиной его уставившихся в телевизор дружков, Пита с ними опять не было. Когда прошел час, а он так и не появился, Кохлан поднялся на кухне с табурета, приковылял в гостиную и попросил их уйти. На сей раз парни особо не возражали и, хмыкая, поволочили ноги к выходу, но старик все равно чувствовал себя униженным и оскорбленным.

* * *

В следующий раз парни включили телевизор на полную громкость, и, хотя Кохлан пару раз просил их уменьшить звук, шум не утихал. У Кохлана не было сил спорить с ними, и он не выходил из кухни. Он прождал Пита час с лишним, но больше не смог. Натянув куртку, он ушел из дома.

Он сидел на скамейке в центре квартала и наблюдал за прохожими. Вечер выдался теплый, и Кохлану здесь было уютно, спокойнее, чем при свете, — сумрак скрывал архитектурные огрехи и шрамы на теле квартала.

Он посидел еще несколько минут, а затем решил пройтись. Когда около половины одиннадцатого он вернулся домой, компания уже смылась, но оставила после себя в гостиной кучу мусора: смятые банки из-под пива и колы, коробки от жареной курицы, окурки, неоновые бутылки с торчащими из них изжеванными соломинками. Он прибрал, как мог, и отправился в постель, окончательно решив встретиться с Питом и попросить его вернуть ключ.