Лондон. Прогулки по столице мира - [172]

Было бы чрезвычайно интересно узнать, что думала эта умная женщина о Генрихе VIII? Возможно, о чем-то говорит тот факт, что спустя всего несколько месяцев после смерти короля она в четвертый раз вышла замуж и ее супругом стал лорд Сеймур Садли. Говорят, он был влюблен в нее еще до того, как она стала королевой, так что их брак вполне можно было бы счесть браком по любви, если бы этот закончивший свою жизнь на эшафоте человек не отличался коварством и честолюбием. До брака с Екатериной Парр он уже успел поухаживать за Марией, Елизаветой и даже за Анной Клевской!

7

В правление Елизаветы Хэмптон-Корт стал дворцом для отдыха, в котором королева пыталась скрыться от государственных дел. Любой человек того времени, ясным зимним утром выглянув в одно из окон, выходивших во Внутренний сад, возможно, увидел бы королеву-девственницу, которая энергично шагает по саду, желая «разогреться». Во время пребывания в Хэмптон-Корте Елизавета регулярно совершала такие прогулки, хотя на людях никогда не позволяла себе ходить быстро, напротив, она «шествовала неспешно и величаво». Она любила Внутренний сад, со стен которого свешивались ветки розмарина, а живые изгороди и деревья были подстрижены так, что своей формой напоминали людей, животных и птиц. В подобной обстановке она беседовала с послом шотландцев Мелвиллом, который оставил документальное свидетельство того, как Елизавета пыталась заставить его согласиться, что она прекраснее и вообще лучше, нежели королева шотландцев Мария. И хотя Мелвилл был чрезвычайно опытным льстецом, ему с трудом удалось выдержать столь суровое испытание и сохранить верность своей госпоже.

Подобно своему отцу, Елизавета обожала охоту, но, оставаясь верной себе, и здесь проявляла склонность к театрализованным зрелищам. Среди привидений, которые, быть может, обитают в окружающих Хэмптон-Корт небольших виллах из красного кирпича, наверняка есть и призрак Елизаветы, одетой для охоты, являющийся в сопровождении придворных дам в платьях из белого атласа, верхом на прогулочных лошадях. Когда Елизавета приближалась к оленю на расстояние полета стрелы, перед ней неожиданно возникали пятьдесят стрелков с украшенными золотом луками. Все они были в зеленой одежде и алых сапогах. На память стрелки преподносили королеве подарок — серебряную стрелу с оперением из перьев павлина. После того как королева метала свой дротик, вся кавалькада скакала в направлении какой-нибудь тенистой беседки, где для них пели менестрели, а под сенью дубов был накрыт стол.

Вопрос замужества Елизаветы, который в течение долгих лет определял внешнюю политику Англии, впервые обсуждался именно в Хэмптон-Корте, где Сесил представил Елизавете в качестве будущего супруга графа Арранского, первого из многих ее поклонников. Но граф ей не понравился: он не отличался ни умом, ни внешностью. В беседе с испанским послом Елизавета сказала, что «никогда не выйдет замуж за человека, который весь день сидит у камина». Ей нужен был муж, умеющий скакать верхом, охотиться и сражаться. Возможно, вспоминая несчастный брак своего отца, который решил жениться на Анне Клевской, лишь взглянув на ее портрет (что, впрочем, было тогда традицией), Елизавета не стала делать поспешных выводов на основании миниатюр и картин и заставила молодых людей, которые хотели на ней жениться, ехать к ней через всю Европу. Пококетничав с очередным женихом, она ему отказывала. Думаю, современный психолог легко проследит связь между множеством неудачных браков отца Елизаветы и ее отказом выходить замуж. Итак, Хэмптон-Корт стал местом многочисленных медовых месяцев Генриха, и именно в нем началось длительное сопротивление его дочери вступлению в брак.

В Рождество Большой зал становился центром увеселений. Под потолком натягивали проволоку и подвешивали сотни масляных фонарей. Этот старинный театр становился сценой для маскарадов и пьес, начиная с сочельника и заканчивая Двенадцатой ночью. Сегодня, глядя на этот красивый, сверкающий чистотой и совершенно пустой зал, мы не в состоянии представить, каким он был во времена Тюдоров, когда плотники поднимали сцену, возводили замысловатые декорации, устанавливали деревья из парка, призванные изображать лес, и дома из крашеного холста. В ту эпоху актеры репетировали в Большой приемной палате, а костюмеры, портные и швеи занимались изготовлением необходимых костюмов. Почему бы не снять обо всем этом фильм? Вот если бы кинокамеру изобрели четыреста лет назад и она оказалась бы в руках Лестера, какие кадры, запечатлевшие Хэмптон-Корт в сочельник, дошли бы до наших дней! Мы увидели бы Елизавету и ее придворных дам, которые смотрят пьесу, королеву, танцующую каранто или гальярду, а может, даже отчаянное вольто. Хотя последний танец был запрещен при многих европейских дворах, Елизавета его танцевала; мы можем в этом удостовериться, взглянув на одну из картин в Пешерсте — партнер Елизаветы по танцу поднимает королеву вверх, словно балерину.

Хэмптон-Корт видел Елизавету и юной рыжеволосой капризницей, отличавшейся крутым нравом, и старой своенравной дамой, дожившей почти до семидесяти лет и носившей рыжий парик. За четыре года до того, как Елизавета умерла, кто-то заметил в окно дворца, как старая королева танцует испанский танец под аккомпанемент свирели и тамбурина. Утро ее последнего выезда выдалось ненастным. Верховые лошади стояли во внутреннем дворе. Лорд Хэнсдон сказал, что «ни разу за все годы правления ее величество не выезжала верхом в такую бурю». Королева пришла в ярость. «За все мои годы! А ну-ка, девицы, быстро на лошадей!»