Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир - [2]

Мы заблудились.

Мы заметили, что опять едем мимо того же антикапиталистического митинга. Мы то приближались к мистическому конструкту здания Арселор Миттал Орбит, то оно дразняще исчезало снова. Мы двигались вокруг Ист-Лондона все более узкими концентрическими кругами, и становилось все яснее, что ни сэр Кит, ни водитель, да и вообще никто в автобусе не имел подробного плана, как попасть в Олимпийский парк. Меня охватило какое-то паническое веселье — странное ощущение, что происходящее превосходит все самые смелые выдумки Армандо Ианнуччи или сценаристов сатирического сериала «Двадцать два».

В общем, когда мы все-таки попали туда, прибыв в нарушение протокола после членов королевской семьи, по правде сказать, я был на грани срыва. Поэтому, оказавшись на четвереньках у ног герцогини, я ощутил, что лихорадочная веселость снова поднимается во мне. Я втащил свое тело на списочное место и, напрягая бедра, устроился над ним как бы на весу, чтобы не доломать поврежденную конструкцию. Я оглянулся вокруг. Никто конечно же ничего не заметил.

Никто не слышал треска. Никто не заметил моего исчезновения. Все были захвачены красочным и шумным шоу Дэнни Бойла.

Сразу после завершения церемонии открытия какой-то консерватор из парламента твитнул про то, что шоу, мол, сделали какие-то «сапожники» из «левых», и хотя тут же все и каждый назвали его слова чудовищными, было, в общем, понятно, что могло вызвать такую реакцию.

Если вы убежденный сторонник частной медицины, например, то вам бы показалось, что в шоу было слишком много про бесплатную Национальную службу здравоохранения, а я так и не понял, почему Мэри Поплине там сражалась с Волан-де-Мортом. С самого начала Дэнни Бойлу пришлось столкнуться с изрядной долей политического скептицизма по отношению к самой концепции этого шоу. От него требовали дать побольше патриотизма, побольше показать церемонию выноса флага, побольше королей и королев. Кто-то даже предлагал (может, это был даже я) поставить грандиозное мимическое шоу в стиле Сесила Демилля про все великие военные победы Британии над большинством стран, которые мы пригласили быть гостями Лондона, — про битву при Азенкуре, про Непобедимую армаду, Бленхейм, Балаклаву, войну с зулусами, сожжение Вашингтона и тому подобные.

Я могу только сказать, что слава богу (а богом в данном случае был лорд Коэ), Дэнни Бойла оставили в покое и он делал, что считал нужным.

Я редко плачу — не чаще чем другие, — но уже через пять минут с начала его эпической постановки я плакал как ребенок. Она началась с деревенской идиллии — живые изгороди и стога, парни в деревенских рубахах играют в какой-то вариант футбола, который был известен до грехопадения, мирно пасутся коровки (настоящие!) в тени Гластонберийского холма. Затем из безгрешной земли вдруг вырастают какие-то гигантские черные трубы, будто в киношных спецэффектах (как они это сделали?), и Англия превращается в индустриальный Мордор, где куют Кольца. По правде сказать, к концу можно было так обалдеть от музыки и драмы, что не упасть со стула было бы просто неприлично.

Дети, которые смотрели церемонию, на всю жизнь запомнят ее смысл — простой и правдивый — восхождение Британии от сельскохозяйственного общества через промышленную революцию к постиндустриальной эре телекомов и интернета. И на каждом этапе они видели вклад британских писателей, музыкантов, ученых, поэтов. Было тут и гостеприимство — потому что показана была история иммиграции, и глобальная универсальность — потому что излагалась история человечества за последнюю тысячу лет. А еще это шоу было жутко патриотичным. Поэтому всем заскорузлым консерваторам, которые распинались, что шоу «левое», я говорю: бросьте, ребята.

Ведь там было и про Уинстона Черчилля, про Красные стрелы, Джеймса Бонда, была королева, прыгающая с вертолета, а начиналось все Итонской песней гребцов. Куда же еще больше пафоса и официоза?

Да, на завершающий фейерверк мы не потратили эквивалент военного бюджета страны (как, очевидно, сделали в Пекине), но я не думаю, что мы недодали миру хоть одну хлопушку. Это была эпическая демонстрация артиллерийской мощи, после которой мы высыпали в холл и все выглядели как контуженные, а неутомимый Пол Маккартни в это время запевал вместе со зрителями современный эквивалент Оды к Радости — ла, ла, ла, которым заканчивается песня «Хей, Джуд». Мы машинально поздравили друг друга, хотя каждый, не признаваясь самому себе, сомневался: «Как же все прошло, а? На самом ли деле все было так хорошо, как показалось? Успех или нет?»

На следующее утро нас попросили показать королеве вид с вершины здания Арселор Миттал Орбит, я пришел загодя и прогуливался по дорожке вдоль реки Ли. Десять лет назад это место было примером постиндустриальной разрухи, диким скопищем выброшенных холодильников и ржавых автомобильных кузовов, а сама река — потоком зловонной жижи из канализационных стоков и аккумуляторной кислоты. Теперь это был прибрежный рай с васильками, медуницами и десятками других полевых английских цветов, специально высаженных в июне, чтобы цвели в конце июля. Все это было сделано не просто заботливо. Это было сделано с любовью. Так я и стоял там, в поэтическом забытьи, и вдруг почувствовал, что кто-то смотрит на меня с моста.