Лондон, любовь моя - [23]

— Нет мест? — мистер Кисс фыркнул.

— Нет! Вечеринка каких-то правительственных чиновников и, конечно, за счет налогоплательщиков. Но что делать? Пойдем через дорогу, к мадам Марер.

— Бернард, к мадам Марер в четверг или в субботу, — возмущенно ответил Джозеф Кисс, — и то, если у Джимми слишком людно. Но сегодня? Ах, Бернард!

— Тебе понравится, — Бернард заговорил задушевно. — Ты сам ее мне нахваливал, помнишь?

Стены конторы были уставлены стеллажами со всевозможными папками, увешаны застекленными вырезками из газет с хвалебными рецензиями о звездах кино. Окна выглядывали на жалкий дворик, покрытый мусором. На помойке, у мокрой картонной коробки, из которой вываливались исписанные листки, умывалась кошка. Усевшись в единственное кресло, Джозеф Кисс смотрел, как Бикертон наливает по стаканам виски.

— Что тебя не устраивает? Немецкая кухня сродни голландской. Кстати, как твоя жена?

— Цветет и пахнет. Детки тоже. Румяные щечки и круглые головки. Час от часу круглей и круглей. Они превращаются в голландский сыр и очень довольны. Мне нравится кухня мадам Марер, но к ней я хожу ужинать по вторникам, а не обедать по четвергам.

Он без удовольствия пригубил виски.

— Какая к черту разница, Джозеф! Я приглашаю обедать далеко не каждого. Мог бы позвать Ивонн и Колетт.

— Разве их зовут не Юнис и Перл?

— Неужели имеет значение, куда мы пойдем? Почему не сегодня? Почему во вторник?

— Это не прихоть, Бернард. По вторникам ее собаку водят к ветеринару. Она души в ней не чает, а пес беспрепятственно разгуливает между столиками и машет огрызком хвоста. Днем и ночью бегает, куда захочет. Если начнешь жаловаться, хотя бы чуточку повысишь голос, хозяйка тебя не обслужит и больше на порог не пустит. У нее на каждом столе таблички стоят: «Столик заказан». Так что ты только представь, Бернард, как эта шелудивая псина будет мелькать у тебя перед глазами. С нее клочьями падает шерсть. Пес считает себя всеобщим любимцем, слюни пускает. Сидит около стула и смотрит, как я подношу к губам вилку с красной капустой. Как-то не дал мне доесть превосходную свиную отбивную и, уж конечно, потом все сожрал сам. Да, мадам кормит дешево, у нее отличная кухня. Она, говорят, даже дает в кредит, но собака у нее отвратительная. Это не собака, это змий в раю. Когда ты предлагаешь отправиться туда?

— Прямо сейчас. Ну?

— Может, лучше заглянуть в «Камо грядеши»?

— Слишком дорого. Уйдут все мои комиссионные.

— А я думал, что реклама принесет нам неплохой доход.

— Пробы еще не закончились, хотя близки к завершению. Говорят, внешне ты им подходишь. Я добыл для тебя эпизод в детективном сериале.

— И чьей жертвой суждено мне стать на этот раз? Какую роль я должен сыграть? Глухонемого нищего? Трактирщика? Ювелира? Ростовщика? Взломщика? Мелкого шантажиста? Главаря банды? Мне придется умереть в первые пять минут или меня зарежут во второй серии?

— Ты молочник, который слишком много знал. Это поможет тебе получить роль в рыбных палочках.

— Ты говорил о тресковом суфле.

— Филе. Но мы пролетели. Теперь они хотят, чтобы ты рекламировал рыбные клецки по-матросски.

Джозеф Кисс испытал тихую радость.

— Тоже неплохо. Ну ладно, так и быть, пойдем к вдовушке Марер. Вдруг ее пес уже испортил кому-нибудь аппетит и завалился на свой коврик?

В полумраке ресторана можно было разглядеть хозяйку в белом кружевном фартуке поверх длинного платья. Она хлопотала на кухне за стеклянным шкафчиком для десерта, где по обыкновению красовалась тарелка со штруделем, в котором тусклое тевтонское золото смешалось с декадентским цветением бельгийского ар-нуво. Бернард Бикертон лепил хлебные катыши и советовал, как произвести впечатление на работодателей, а Джозеф Кисс слушал с уважением, весьма доверяя Бернарду.

Он заказал оленину с овощным гарниром — блюдо, которое редко мог себе позволить, а Бернард, обнаружив бутылку «бордо», принялся уверять, что это лучшее сухое вино послевоенного времени. Собака, повиляв своим жутким задом, вскоре пропала, так что ланч оказался почти идеальным. Потом, не выходя из состояния довольного оцепенения, актер получил от Бернарда три конверта. В двух были контракты, в третьем — деньги, причитающиеся ему за показанный в Австралии ролик Би-би-си. Суммы хватило бы, чтобы оплатить сегодняшний обед. Солнечное тепло заливало Грик-стрит. Они постояли снаружи у окон заведения мадам Марер. Мистер Кисс поблагодарил Бернарда за обед, за работу и за деньги. Голландия превратилась в воспоминание. Будущее стало ярче и неопределеннее.

— Я оставил в твоей конторе вещи. Ничего, если я заберу их часов в пять? Я тебя не потревожу.

Бернард, с таким старанием добиваясь расположения клиента, и теперь сделал широкий жест.

— Как тебе удобнее. Остановишься в Холборне, за церковью Святого Албана?

— До июня. Потом перееду и за пять шиллингов в неделю получу весь Хэмпстед. Хозяин — богемный человек и джентльмен. Не то что мой нынешний.

— А сейчас куда? В клуб «Мандрагора»?

— Да, может, зайду, опрокину стаканчик. Не знаю. День такой чудесный.

— В самом деле. — Бернард натянул перчатки.

Они расстались.

Уолли очень впечатлился, мам. Вот скряга же то пенни то фунт неплохо север или юг мы были семьей но все они поляки в Южном Кенсингтоне. О, сердце мое это не может более продолжаться когда-нибудь оно разорвется и меня найдут мертвым на Бервик-стрит китайская рыба с картошкой я же не дурак понимаю давно пора бы остановиться потом он говорит я дам тебе обезьянку вместо него никто даже не узнает что это ты он узнает сказала я