Лоллипоп - [2]
Зелёные мятные леденцы привезли из Америки. «MADE IN USA» – стояло на коробке. А чуть выше крупными красными буквами на белом фоне: «LOLLIPOP». Так, видать, у американцев леденцы на палочке называются.
Лоллипоп сосал леденец и размышлял о новом имени. Но, сколько ни думал, получалось, что теперь всю жизнь придётся пребывать в итальянских королях: никому в голову хоть одного мало-мальски путного имени не пришло.
И когда Лоллипоп совсем было сник, Отто прислонился к стеллажу, сложил руки на животе, взглянул на коробку с леденцами, на Лоллипопа и сказал:
– Ну, Лоллипоп, о чём так тяжко задумался?
Вот как всё было! Вот как Лоллипоп получил имя. Конечно, приучать людей к новому имени – сложная штука. Дворничиха, весьма преклонного возраста да ещё изрядно тугая на ухо, привыкала особенно плохо.
– Как тебя теперь звать? – спрашивала она то и дело. – Как?
Лоллипоп каждый божий день по двадцать раз орал ей в левое ухо: «Лол-ли-поп!» (левым она слышала получше). Дворничиха и впрямь старалась вовсю. Но как-то она сказала «Воллимоп», другой раз «Поллипоп» и «Поллимоп». Пока Лоллипоп не написал ей своё имя на бумажке. Дворничиха носила бумажку в кармане фартука; завидев Лоллипопа, она доставала её, надевала очки и читала: «Привет, Лоллипоп!»
Адского труда стоило приучить к новому имени учительницу. На слух она не жаловалась. Она просто-напросто не желала. Лоллипоп на каждой перемене, до занятий, после занятий твердил ей, что теперь его зовут «Лоллипоп» – и никак иначе. Нашла коса на камень! Она железно называла его «Виктор-Эмануэль». Пока у Лоллипопа не лопнуло терпение. Пока он не перестал откликаться на «Виктора». Пока он вовсе не перестал реагировать, когда она обращалась к «Виктору-Эмануэлю».
Так продолжалось больше двух недель. Даже когда посреди урока математики учительница вдруг сказала: «Виктор-Эмануэль, а у меня для тебя есть наклейка – поросёнок Пу́зик! Редчайший экземпляр!» – даже тогда Лоллипоп не дрогнул. А ведь Лоллипоп – страстный коллекционер поросят Пузиков разных размеров. И того, что учительница вертела перед носом, у него не было. Такого ни в одном магазине не достанешь.
В четверг, на третью неделю, на втором уроке во время чтения учительница сдалась. Читали сказку про Синюю Бороду. Лоллипоп ковырял в носу и глядел в окно. За окном ничего интересного не было. Только небо голубое с тремя белыми облачками. Но и в «Синей Бороде» ничего интересного не было. И тут вдруг учительница сказала:
– Лоллипоп, что ты уставился в окно? Читать надо, а не в носу ковырять, Лоллипоп!
С этого урока Лоллипоп – в школе – больше в носу не ковырял, из окон не пялился и читал вместе со всеми. А учительница всегда называла его «Лоллипоп». Она до того привыкла к «Лоллипопу», что даже директору на вопрос, всё ли ещё Виктор-Эмануэль лучший гимнаст, с жаром доказывала: в её классе никакого Виктора-Эмануэля нет.
Лоллипопу помогает «Лоллипоп»
Лоллипоп со многими дружил, но Друга у него не было. Лучшего Друга – не было. Исключая Смешанного Отто. Но Отто сильно за пятьдесят. Через год он уйдёт на пенсию. Конечно, без пяти минут пенсионеры и мальчишки могут прекрасно ладить, но порой это утомительно для обеих сторон. Отто хочется то бесконечно говорить, то бесконечно слушать. А Лоллипопу хочется – ну, к примеру, ручные тиски. Он машину мастерит, и без тисков тут не обойтись. Такие тиски можно по дешёвке достать у старьёвщиков, что для Смешанного Отто хуже каторги. Часами рыскать по закоулкам в поисках ручных тисков, ковыряться у каждого старьёвщика в огромных ящиках, доверху набитых хламом, – выматывающее занятие для без пяти минут пенсионера.
Ещё Смешанный Отто недолюбливает комиксы. От них у него голова идёт кру́гом. Он не отличает кружочков, обводящих речь героев, от кружочков с их мыслями, а дикарский клич «уби-уби-уби!» вовсе считает дружеским приветствием.
Когда Лоллипоп жаловался Смешанному Отто на маму, или на бабушку, или на сестру, Отто не всегда был на стороне Лоллипопа. А Лучший Друг? Был бы! Вот почему Лоллипоп мечтал о Лучшем Друге. Многие приятели Лоллипопа хотели занять это место, но Лоллипоп думал кое о ком другом. Совершенно о конкретном!
Каждый вечер, перед сном, Лоллипоп подходил к окну в кухне и глядел в него. Кухонное окно выходило во двор, а за двором был забор, а за забором ещё один двор, а за ним ещё один дом. С окнами кухонь и подъездов и с оконцами туалетов. Почти во всех окнах свет вечерами не горел. Но, когда Лоллипоп перед сном подходил к кухонному окну, в том доме, на втором этаже, у освещённого окна всегда стоял какой-то мальчик. Разглядеть его хорошенько Лоллипоп не мог. Но что ему лет восемь, и что у него светлые волосы, и что он довольно-таки худ – видно было.
Лоллипоп мечтал, чтобы этот мальчик стал его Лучшим Другом. Он – и никто другой! Только складывалось всё очень странно. Лоллипоп знал в округе всех ребят. А вот Лучшего Друга, кроме как у окна, не видел ни разу. Ни на улице, ни в школе, ни в парке. Ни даже в универмаге.
Лоллипоп частенько прохаживался около дома, где жил Друг. Даже в подъезд заходил и на второй этаж поднимался. На лестничной площадке он насчитал шесть квартир. Три явно не те – слишком далеко уходят вправо. Оставались: Хо́дина, Бунзл, Кро́нбергер.
