Логово зверя - [35]

Он заметил её сразу же. Она с несколькими другими девушками работала наверху, на краю ямы, возле огромных куч выкопанной земли. Вооружившись кисточками, они очищали извлечённые из её недр находки, какие-то бесформенные, облепленные глиной мелкие предметы, – Юра так и не понял, да и не пытался понять, что это такое и какую ценность представляет. Это интересовало его меньше всего. Его интересовала только она. Он смотрел на неё почти не отрываясь, лишь изредка отводя взгляд и равнодушно окидывая им трудившихся – и одновременно не забывавших резвиться и дурачиться – студентов. А затем опять устремлял взор на Марину, нетерпеливо ожидая, когда же она обратит на него внимание и взглянет на него своими живыми, лучистыми глазами.

Ждать пришлось не слишком долго. Буквально через минуту после того, как он появился поблизости от раскопа, она заметила его и, не переставая работать и болтать с подружками – теми самыми, что были с ней накануне, за исключением, разумеется, Кати, – иногда бросала на него быстрые, скользящие взгляды. Которые, впрочем, понемногу задерживались на нём подольше и становились всё внимательнее и пристальнее. Настолько, что это было вскоре замечено её подругами, которые немедленно принялись кидать на неё и Юру многозначительные понимающие взоры, шушукаться и пересмеиваться, чем заметно смутили Марину, тут же прекратившую смотреть на него и немного насупившуюся.

Поняв, что его присутствие и слишком явное внимание к Марине вызвали нежелательные последствия, Юра, бросив на неё последний взгляд, не без сожаления отошёл и направился к реке. Он хотел побыть один, наедине со своими мыслями, становившимися всё более сложными и путаными. Окружающее многолюдство и непрекращающийся шум, необходимость всё время быть на виду, у всех на глазах тяготили и раздражали его. Ему больше были по душе тишина и лесное приволье, по которому он привык скитаться в компании одного, максимум двоих спутников. Хотя, как выяснилось совсем недавно, и в столь любезной его сердцу лесной глуши не всё было так спокойно и благополучно. И там, как оказалось, притаилась какая-то тёмная, враждебная сила, настолько всполошившая и взбудоражившая его, настолько поразившая его воображение, наполнившая его таким стойким, неизбывным страхом, что он уже второй день ходил сам не свой, не мог найти себе места и всё пытался разгадать эту странную и страшную тайну, у которой, возможно, не было разгадки. А если и была, то для неё ещё явно не пришла пора.

Как бы то ни было, его всё это время не покидала тревога. И не просто не покидала, а росла, ширилась, всё глубже проникала в него, постепенно становясь как бы частью его, необходимым, как будто врождённым свойством его существа. И, тесно переплетаясь и взаимодействуя с этой тяжкой, мучительной тревогой, точно дополняя друг друга, его практически ни на миг не оставляло упорное и не менее, если не более тревожное ощущение, что за ним следят, что чей-то зоркий, пронзительный взгляд неотступно следует за ним повсюду, не упуская из виду ни на мгновение. Причём видит его насквозь. Не только его внешние движения, но и внутреннее состояние. Видит его страх, смятение, колебания, метания, сомнения. И, возможно, даже его так внезапно зародившуюся, нежданную, ещё не вполне оформившуюся, но уже совершенно реальную и несомненную для него любовь…

Побыть в одиночестве Юре удалось недолго. Спустя пару минут после того, как он покинул раскоп, он услыхал за своей спиной чьё-то частое, прерывистое дыхание и тут же скривился, как от зубной боли, поняв, кто его преследует. Это, как и следовало ожидать, был Владик, умудрявшийся находиться, казалось, в нескольких местах одновременно, всё видевший, всё слышавший, всё знавший, бывший в курсе самых свежих и горячих новостей, которые он, благодаря своей поразительной способности молниеносно перемещаться в пространстве, всегда узнавал первым. Одной из них, самой последней, только что узнанной из какого-то неведомого, но, несомненно, достоверного источника, он и спешил поделиться со своим новым, немного нелюдимым знакомым, к которому Владик, по всей видимости, испытывал необъяснимую симпатию, несмотря на полнейшее безразличие и даже некоторое недоброжелательство к нему с Юриной стороны.

– Привет… Тут, значит, такое дело… – догнав Юру, затараторил Владик быстрым, задыхающимся голосом, рассыпая слова, как горох. – Ваще писос… Иван Саныч сёдня приезжает! Прикинь! Сам Иван Саныч! Собственной персоной… Щас там в лагере переполох, преподы бегают все в мыле, задрав хвост… А кто и поджав… Ну, а мы работу, естественно, бросили и под шумок разбрелись кто куда… Я вот приметил, что ты к речке пошёл, и побежал сообщить тебе.

– Да, да, спасибо, я тронут, – рассеянно промолвил Юра, стараясь не смотреть на Владика. – А кто такой этот Иван Саныч?

На подвижной лисьей мордочке Владика изобразилось такое неподдельное изумление, как если бы Юра спросил у него, действительно ли Земля круглая?

– Ты чё-о-о?!.. – протянул он, широко раскрыв глаза. – Ты не знаешь, кто такой Иван Саныч? Реально?!

Юра пожал плечами.