Логово горностаев. Принудительное поселение - [162]

А для местных туземцев этот гриб с кусками грязи прямо-таки благоухал. По одному этому можно судить, какой здесь народец живет. Только вино совсем недурное, но он еще не так стар, чтобы видеть все земные радости в стакане «бароло».

Нервозность мешала ему оценить красоту селения на пологом холме, вершину которого венчал маленький чудесный замок из красного кирпича.

Да и люди здесь другие — угрюмые, неразговорчивые. В одном лишь они не отличались от венетцев — проявляли к нему, нежелательному ссыльному, ту же враждебность. Делали вид, будто его не замечают, многие же просто боялись.

Детей он тут пока вообще не видел. То ли это вымирающее селение только из взрослых, то ли — в отличие от Фиа — отец с матерью тут обладают полной властью над своими отпрысками, и те безропотно подчиняются родительской воле.

Поскольку в этом селении любезных вдов Косма не нашлось, его поселили в захудалой гостинице, куда летом приезжают туристы с роем юных сопляков или беспомощными старцами, бабушками и дедушками весьма консервативных взглядов.

А пока он спал и ел. Вел растительную жизнь на узеньком кусочке земли, и это только усилило его тоску.

Большую часть времени он проводил за чтением книг, которые знал почти наизусть. В остальное же время все думал и думал о Джулии и Дядюшке Нтони.

В селении все знали о трагедии в Фиа. Кто-то из недобрых чувств, хоть и выдал это за трогательную заботу, остерег местного священника. Впрочем, и сам Паломбелла всячески избегал с ним встречаться. Едва он видел черную сутану, как вспоминал о проклятии старухи из Фиа. Нет, он не прикрылся как щитом доном Тарчизио, но чувство вины все равно испытывал.

Когда он выходил на улицу, вокруг него мгновенно образовывалась пустота. По глупости местные жители уверовали, что, где он ни появится, там сразу начнется стрельба и кто-то из ни в чем не повинных людей непременно будет убит. Только не он, Паломбелла, заговоренный от пуль.

Искать приятелей в такой ситуации невозможно. Да и унизительно вымаливать дружбу, лучше мирно посидеть в одиночестве.

Что ж, при таком раскладе разумнее всего, чтобы Джулия и верные ему люди оставались в Апельсиновой Роще, превращенной в крепость, до тех пор, пока не представится возможность расправиться с Дядюшкой Нтони. После всего, что случилось, лишь исчезновение одного могло на время обеспечить второму спокойствие.

От приезда Джулии пришлось отказаться. Сразу после покушения его из предосторожности отвезли в тюрьму Виченцы. Еще и потому, что полиция пыталась узнать что-либо на очной ставке с двумя наемными убийцами, упорно молчавшими, словно они глухонемые. Несмотря на полный провал своей затеи, Дядюшка Нтони послал из Неаполя в Виченцу адвоката Карраско. Брезгливо поджав губы, Карраско объяснил, что эти двое хотели отомстить Паломбелле за «поруганную честь». Ведь он нанес им оскорбление.

— Какое еще оскорбление?

— Дело касается женщины, господин следователь. Увы, ведь мы, южане, люди темные.

Никто не оспорил это весьма странное объяснение причины покушения. Все молчали, а сам чудом уцелевший Паломбелла заявил, что обоих мстителей он не знает и что, возможно, они выстрелили в него по ошибке, приняв за другого человека.

Да, полиции удалось увязать ограбление Нумизматического музея с Дядюшкой Нтони и доном Джузеппе. Коллорини же, самое главное звено в цепи, хоть он и был у них в руках, они в нападении не заподозрили. Ну, а в этом случае даже обоснованные обвинения и догадки так и остались недоказанными из-за отсутствия улик.

Барон погладил подбородок, вынул из кармана потрепанную книжечку «Речей» и попытался забыть обо всех неприятностях, наслаждаясь полными иронии, наигранного изумления и добродушия, совершенными в редкой простоте и отточенности периодами из речей своего любимца Цицерона в сенате.

Читал он, сидя в гостиной отеля. В обеденные часы тут меняли скатерти в синюю с красным полоску на белые, и гостиная превращалась в столовую.

В помещении не выветривался запах специй, жареного мяса и рыбы, и заглушить его можно было только запахом трубочного табака. Служанка, женщина неопределенного возраста, с огромными обвислыми грудями, ненавидела этот гнусный запах и, обходя столики, беспрерывно чихала и судорожно кашляла. Запах табака был ей столь же противен, как ему запах трюфелей, но протестовать она не решалась. Дон Джузеппе продолжал курить трубку, как ни в чем не бывало.

«… если есть во мне, о судьи, хоть немного таланта…»

Притворная скромность Цицерона скрывала ту же тонкую иронию могущественного босса, к которому обращались за помощью. «Насколько это в моих силах», «возможно, тут пригодятся мои знакомства…» Впрочем, префектом Сицилии Цицерон был.

Джузеппе Паломбелле такие сравнения нравились. Он даже представил себе, как погибает, убитый одним из наемных убийц Дядюшки Нтони, подобно тому как Цицерон погиб под ударами ножей наемных убийц Антония. Подумать только — Антония! Марк Антоний, триумвир Римской империи, и Дядюшка Нтони, он же Антонио Вичепополо, босс неаполитанской мафии, глава торговцев наркотиками.

Но уж если продолжить сравнение, то умирать ему рано. Цицерона убили, когда ему было шестьдесят четыре года. Не так уж и много (правда, в те далекие времена продолжительность жизни была меньше), но ему, Барону, и до этого возраста еще далеко. Одним словом, с десяток лет у него в запасе еще есть. Усилием воли он отогнал ненужные раздумья и отпил из бокала «дольчетто». Да и совпадения не всегда до конца совпадают. Лучше подумать о вещах более конкретных.