Лога - [5]

— Ну, я не наставитель, у каждого на плечах своя голова. После обеда он, доставая из сундука женины серьги, обнаружил в другом углу толстое обручальное кольцо и крякнул.

«Ишь, припрятала, холера, и молчит».

Взвесив кольцо вместе с серьгами на ладошке, Яков определил: «Штук[1] пять будет!»

Не сказав жене ни слова, он молча оделся и пошел в контору горных промыслов.

Там он встретил на пороге штейгера Ахезина.

Увидев Якова, Ахезин улыбнулся, блеснув маленькими глазками, забрал в руку клин бороды.

— Что, Яша, по заявочку?

— По заявку!..

— На Кривой лог?..

— Да, думаю.

— Торопись. Крой давай, а то Митька Малышенко на него метит. Вечор я их там же накрыл, где тебя застал. Шаромыжили с Федькой Чернышенком. Отобрал я у него снастенку-то, вон лежит.

В углу лежал ковш, решетка от грохота и две лопатки.

— По-хозяйски расположились, как взаправдашные, — продолжал Ахезин. — Сволочи! А Федька на меня с топором. Хотел ошарашить, да сглызил. Вот я ему ужо теперь… Жду, не подойдут ли!

Скоробогатов прошел к столу смотрителя приисков.

— Заявочку бы надо сделать, — проговорил он.

Смотритель, плешивый, плотный старичок, углубившись в какие-то планы, как бы не расслышал. Он взглянул на Якова угрюмыми глазами, спрятавшимися под густой сединой бровей, и снова начал рассматривать планы.

— Федор Петрович! — снова окрикнул Яков.

— Ну, я — Федор Петрович… Пятьдесят восемь лет Федор Петрович… что тебе надо? — не глядя на Якова, проворчал смотритель.

— Заявочку, говорю, сделать надо бы!

— Так и говори.

— Так и сказал.

— Ты не к пустому месту пришел, а ко мне — значит, и надо говорить, к кому пришел. Чорт ли, дьявол ли, — у меня ведь имя есть. Ну, какую, куда тебе заявку?..

— Да на Кривой лог!

— Ишь, куда махнул! А не сорвет тебя там?

Порывшись, смотритель достал толстую книгу и, перелистывая ее, заговорил:

— Поди уж понюхал там?

— Не…

— Ну, льнете, как мухи к меду, к этому Кривому. Каждый день шаромыжников там ловим.

— Я не шаромыжник, Федор Петрович!

— Знаем. А смывку там делал. Думаешь, мы не знаем?..

Скоробогатов вспомнил Ахезина. «Шепнул, холера!»— подумал он.

— Вот что. Заявку я тебе не дам на Кривой лог.

— А что?

— Ну, не даю, — значит, знаю почему… Приди завтра.

— Отдали, что ли, кому?

— Никому не отдали.

Яков крякнул тихонько и отошел. «Срывку, что ли ждет»? — подумал он и направился к Ахезину.

— Ну что? — спросил тот.

— Не дает, завтра, говорит.

— Э, стерва старая! Угости… даст… Ей-богу, даст… Чо те стоит — пустячки, — хитро посматривая на Скоробогатова, сказал Ахезин.

— Угостилок-то нету, Исаия Иваныч, — почесывая в затылке, проговорил Яков, ощупывая в кармане сверток с серьгами и с кольцом. — Пронесло, как в провальную дыру. Ты ведь знаешь меня?

— Как не знаю, знаю.

— А ты похлопочи. По старой дружбе… не все ведь это будет!

— Похлопотать, говоришь? Х-хе…

— Ну!..

Исаия, почесывая волосатую щеку, глядел на смотрителя, прищурив один глазок, и что-то соображал.

— Не все ведь это будет, — тихо уговаривал Скоробогатов Ахезина. — Сочтемся когда-нибудь!

— Ну, ладно коли… Посмотрим!

— Я хоша и так согласен, что первый смывок пополам.

Ахезин, закручивая бороду в шильце, засмеялся смехом козлика:

— Х-е-е-е… На посуле-то вы, как на стуле. Ну, ладно, приходи завтра, заверни. А куда тебе, в устье или в вершину?

Яков растерялся. «Как бы не прогадать!»

— Весь-то ложок не отдадут, деляночку только, — сказал Ахезин.

— Ну… ну, на то место, где я сполосок делал.

— Ладно…

Вечером Яков зашел к Сурикову. Избушка его стояла поодаль от остальных строений. На обширной усадьбе с переломанным жердьем изгороди она стояла одиноко, без надворных построек, не похожая на другие, обросшие сараями, крытыми дворами, банями, хлевушками. Никита был незапасливый человек. Он сжег все постройки и теперь допиливал на дрова остатки гнилой стены, которая когда-то отгораживала двор от огорода. Ворот тоже не было. Они давно сгорели в печи. Единственным пристроем к кособокой избушке Никиты были сенцы с небольшой лесенкой.

На крыльце Якова встретила Суричиха.

— Уж не обессудь, Яков Елизарыч. Не запнись у нас, проходи в избу-то.

— Дома Микита-то?..

— А куда он, к чомору денется? Сидит за столом — думает. Вчера налопался где-то, с похмелья капусту жрет.

Яков пролез в низкие двери. Никита сидел за столом у порожней чашки, навалившись локтями на стол и положив на ладони темнорусую голову.

— Здорово, хозяева! — перекрестившись в темный угол, проговорил Яков. — Чего поделываешь?..

— А так, ничего!

— А я к тебе.

— Садись давай, гостем будешь.

В избе было темно. В угол прижалась деревянная кровать, заваленная каким-то тряпьем и грязными подушками. На печке сидела серая горбатая кошка, старательно умывалась, поглядывая на Якова зелеными глазами. Из-под лавки выскочила лохматая, рыжая собачонка и громко залаяла.

— Туба, стерва, — пристрожил Никита. — Хватилась после время брехать… Пшол!.. Мурза!.. Туба!

Собака, ворча, поджала пушистый хвост и залезла под кровать.

— Як тебе за делом ведь пришел, Никита.

— Знаю. Сказывала Дарья!

— Ну, так, как ты думаешь?

— А кто ее знает? Она все блекочет языком-то, носится со своим счастьем. Так это все, бабьи сказки.

— А может, и того?..