Лодыгин - [101]

За эти годы отпуск брал лишь дважды — в 1910 и 1912 годах, — каждый раз по два месяца. Невыходов по болезни не было, хотя, судя по медицинской справке, серьезно болел летом 1912 года. Справка от старшего врача Д. П. Никольского удостоверяет, что «г. Лодыгин страдает расстройством деятельности сердца (грудная жаба), перебоями, одышкой. Требуется серьезное лечение…». Вот и пришли болезни. На 66-м году жизни. А денежных запасов никаких — все уходит на разработку изобретений.

Ни дня не пропуская на службе, он с больным сердцем успевал и вечерами работать над изобретениями.

Конечно, запантетовать их, живя за границей, было бы много легче, чем в России, — так же, как много легче найти предпринимателей для их эксплуатации. На худой конец, там легко было бы их просто продать — как патент на лампу накаливания с нитями из тугоплавких металлов. Это обеспеченная старость и благополучие дочерей. Но тогда бы эти изобретения считались нерусскими. Он пытался пробить их в России, зная все наперед и даже сказав о том во всеуслышание в газете «Новое время»: «…изобретения, совершенно готовые, могут оставаться долгие годы на руках изобретателя без применения, пока, наконец, другой изобретатель, часто в другой стране, не придет к той же идее, к тем же результатам, и его изобретение, благодаря счастливым обстоятельствам, не войдет в практику. Со мной это случалось, по крайней мере, с полдюжины раз, и благодаря существующим условиям, вероятно, случится еще не раз…»

Какое же мужество нужно иметь, чтобы, зная почти безнадежность дела, вкладывать в него все последние силы, забывая о больном сердце, о плачевном финансовом положении семьи, о болезни жены. (Она вскоре заболела нервным расстройством, лечение у лучших врачей Петербурга стоило немало.) И девочки подрастали, пошли в гимназию…

Лодыгины переезжали с квартиры на квартиру, выбирая жилье все дешевле и дешевле: 1907 год — Предтеченская, 69; 1909-й — Лесной участок, Новая ул., 8; 1910-й — Тверская, 4; 1911-й — Таврическая, 36, дом Хренова; 1914-й — Суворовский, 38; 1916—1917-й — Малый пр., 85[16].

Нет, не улучшила первая русская революция российскую действительность. И по-прежнему нет дела правящим кругам до русских изобретателей. Зачем внедрять свои открытия, изобретения, когда проще купить готовые заграничные, которые услужливо предлагают иностранные капиталисты-концессионеры, держащие в руках львиную долю полезных ископаемых страны, ее заводы и компании по эксплуатации всевозможных изобретений?

Нет уже сотоварищей, с которыми Лодыгин в 80-е годы прошлого века начинал борьбу с этим уродливым явлением жизни России.

Значит, бороться в одиночку? И тут пришло предложение, которое поначалу показалось ему выходом из тупика.

Всероссийский национальный клуб пригласил его в свои члены — в научно-политический лекторский отдел, председателем которого был Павел Иванович Ковалевский.

На первых порах в клуб входило немало печально известных истории деятелей: Пуришкевич, Протопопов, князь Львов, Гучков, граф Стенбок-Фермор, фон Гюббенет, Гербель, Люц, граф Бобринский, редактор газеты «Новое время» Суворин.

Издательскую комиссию отдела возглавляли члены Государственной думы В. В. Шульгин и С. В. Воейков. (В здании клуба на Литейном проспекте, 10 собирался и аэроклуб, и галицко-русское общество.)

Новичок в политике и «знакомый незнакомец» для России, Александр Николаевич на первых порах слепо веровал в новых сотоварищей, радуясь тому, что вновь слышит знакомые народнические лозунги 60—70-х годов, мятежный дух в стране напомнил ему тот, времен его юности. «Я родился в дореформенной России… После реформы старый дореформенный дух долго еще держался, — вспоминает он времена Герцена, Чернышевского, Некрасова. — Я помню этот дух и могу сравнить его с тем духом, который оживляет современную Россию».

Всероссийский национальный клуб, который показался Александру Николаевичу средоточием такого революционно-демократического духа, на самом деле был один из многочисленных политических клубов, которые, как трава по весне, буйно взросли по стране вслед за учреждением Государственной думы. Первыми открыли свой клуб кадеты, за ними — трудовики, умеренно-прогрессивные…

При содействии популярного тогда журналиста М. О. Меньшикова в газетах повелась рекламная кампания за Всероссийский национальный клуб, начавшаяся с такого обращения: «Лица, объединенные русским национальным чувством, основывают в городе Санкт-Петербурге Всероссийский национальный клуб как учреждение, где могли бы сблизиться люди патриотического и народно-русского образа мыслей».

Причины необходимости такого объединения излагались: «Национальная идея в последнее время была у нас, у русских, в большом загоне. У нас чуждались своего только потому, что оно русское, только из боязни прослыть некультурным человеком. При этом открещивались и от своей истории, полной красивых геройских страниц, и от своего искусства, от богатой литературы, открещивались от всего, что должно быть дорого человеку с первых лет жизни».

Такие строки не могли не взволновать представителя созидательного народничества 60—70-х годов, пионера электротехники, боровшегося с засильем иностранного капитала в России, эмигранта, прожившего 23 года на чужбине в тоске по родине. И если о его общественной деятельности юношеской поры прямые свидетельства найдены лишь в статье М. Слобожанина о первой народнической колонии-общине, то в своем «Открытом письме гг. членам Всероссийского национального клуба» Лодыгин сам открыто выступает с народнических позиций, сожалея о сельской общине, ратуя за развитие кустарных промыслов, призывая к дружбе с народами других национальностей, мечтая о таком русском правительстве, которое «пойдет рука об руку с народом», и в конечном счете о победе добра над «темными силами» мирным путем — путем всеобщего образования народа, приобретения каждым профессии.