Лодки уходят в шторм - [58]

Забит-эфенди потребовал воды, бинтов, йода, перевязал руку Мамедхана.

Молла Керим, бледный как смерть, шептал:

— Да простит вам аллах этот грех!

— Ты, кажется, недоволен? — покосился на него Мамед-хан. — Или для себя берег девчонку?

— Господь с тобой! — замахал руками молла.

— Ты хитрый пес, молла, — недобро усмехнулся Мамед-хан. — С волком заодно пируешь, потом с хозяином горюешь.

— Что за слова ты говоришь, хан-эфенди?

— Не ты ли вместе с ними грабил мой дом? Кто украл мою серебряную посуду?

"Уже успели! Донесли!" Молла испуганно повалился на колени:

— От них спасал! Для тебя берег! Клянусь аллахом!

— Вставай, вставай! Змея змею не укусит. Иди, сгони народ в мечеть и молись за нашу победу! Завтра мы возьмем Ленкорань.

Утром банда Мамедхана ворвалась в Ленкорань. Отряд всадников, не встречая почти никакого сопротивления — ведь основные силы Реввоенсовета находились на астаринском фронте, — захватили районы "чайграгы" и Гала, продвинулся до самого центра, до "Сада начальника". Здесь их остановили.

Заместитель председателя ЧК Савелий Хасиев и Федор Беккер, тоже работавший теперь в ЧК, подняли по тревоге отряд чекистов. К ним присоединились бойцы охраны Реввоенсовета. Завязался бой.

Хасиев послал гонца за небольшим отрядом красноармейцев, оставленным на северном рубеже города, на Форштадте.

Тем временем с юга в город уже вступал пеший отряд банды.

Вот и сам Мамедхан в белой чухе и белой папахе, обливаясь потом от июньского зноя, на белом коне, в сопровождении трех телохранителей торжественно въехал в город. Купцы большого базара встретили его с почестями. У его ног зарезали барашка. Возле мечети под тенистым деревом для него устроили специальное ложе, устланное коврами. Расстелили скатерть, принесли чай и лимонный напиток, тарелки с фруктами и ягодами. В стороне над мангалами жарили шашлык…

…Из ворот Реввоенсовета выкатил броневик — водитель только что наспех устранил неполадки в моторе и с ходу хлестнул по бандитам пулеметной очередью. Несколько всадников упало, другие, отстреливаясь, начали пятиться, отступать к Большому базару. Кое-кто бросил винтовку и поднял руки.

За броневиком, тесня бандитов, продвигались вперед красноармейцы. А следом за ними орава мальчишек, перебегая с места на место, подбирала в подол рубах стреляные гильзы: они сдавали их натронной мастерской и в награду получали кусок хлеба.

Беккер из-за укрытия стрелял из старой винтовки французской фирмы "Лебель". Вдруг к нему подбежал девятилетний Ази, влюбленный в броневик и вечно вертевшийся возле него. Для него было высшим счастьем, когда водитель разрешал ему забраться в машину.

— Дядя Федя, там бандиты… в бане!..

Беккер с двумя бойцами направился к бане, расположенной в квартале, уже очищенном от бандитов. Видимо, купающиеся, уверенные в победе, не знали об этом. В раздевалке один бандит стерег одежду и оружие своих товарищей. Его обезоружили. Беккер вошел в банный зал, наполненный горячим паром и голосами шумно купавшихся бандитов, их было десятка два.

Гулко грянул выстрел, оборвал шум и смех.

— Кончай мыться! — приказал Беккер. — Выходи по одному!

Ази, посмеявшись при виде голых, повязанных банной простынкой "фитэ" бандитов, с одеждой под мышкой выходивших из бани, побежал догонять броневик.

Броневик шел в сторону Большого базара. Вдруг из выхлопной трубы вырвалось три облачка черного дыма, и машина замерла на месте: снова забарахлил мотор!

Подгоняемые турком Забит-эфенди, бандиты приблизились к броневику — пулемету их не достать. Они начали стрелять по броне, бить в нее булыжниками, хотели взломать дверь. Вокруг собрались горожане. Ази протиснулся вперед, сжал со злости кулаки, не зная, что делать.

Двое бандитов пригнали буйвола, привязали конец веревки, накинутой ему на шею, к крюкам броневика и принялись понукать и пинать скотину:

— Чош! Чош!

— Что они делают? — волновался Ази.

— Не видишь: в плен берут броневик, — ответил кто-то.

Буйвол лениво мычал и не трогался с места. Наконец он пошел, броневик медленно покатил за ним. И вдруг — о чудо! — мотор зачихал, затарахтел, и броневик, сбросив веревку, пошел своим ходом.

Мигом все бросились врассыпную. На Большом базаре началась паника.

Перепуганный Мамедхан, брошенный купцами и моллами, вскочил на белого коня и пустился наутек. Бандиты помчались вслед за ним…

18

Третий день Ульянцева трясла лихорадка. Несмотря на знойный день, от завернулся в старую ватную телогрейку, принесенную Моренным, и сидел на походной кровати в кабинете Реввоенсовета — работая по ночам, почти до рассвета, он зачастую здесь и оставался ночевать, а теперь и вовсе не захотел идти в свой "кубрик", маленькую душную комнату в доме бежавшего в Баку богача, боясь, что там вконец расхворается. Как ни убеждали его доктор Талышинский и медсестра Мария, что ему нужен постельный режим, он наотрез отказался от него, доказывая, что не имеет права болеть, тем более в такое напряженное время.

Ульянцев прекрасно понимал, что нашествие банды Мамедхана — это только разведка боем. Получив пинок под зад, Мамедхан не уймется, он соберет новые силы, а может быть, с другими бандами сообща попытается взять Ленкорань. Разве не то же самое произошло в Астаре? Хватит ли сил удержать город?