Лодки уходят в шторм - [34]

И при мужьях Джаханнэнэ и Етер ладили и дружили, а гибель мужей еще больше сроднила их. Теперь они были не просто добрыми соседками (их дворы, не отделенные плетнем, находились рядом), а жили как одна семья, душа в душу. Предстоявшая осенью свадьба Салмана и Багдагюль должна была породнить их вдвойне…

Властный окрик Джаханнэнэ не остановил Етер.

— Почему перестань, гыза? — не унималась она. — Нет, я скажу, пусть и они знают. Когда в Петербурге прогнали царя, она прогнала из Герматука царского старшину. Набросилась на него с веником и прогнала из села: "Убирайся вон, царский прихвостень, тебе здесь больше нечего делать!" Так и сказала ему, не побоялась.

— Правильно сказала! — горячо поддержал Етер Коломийцев и зааплодировал. Его примеру последовали другие.

— Вай дэдэ![9] — всплеснул руками Гусейнали, и лукавая усмешка сверкнула в его глазах. — Она же и меня выгонит, если что не по ней!

Джаханнэнэ подбоченилась и деланно грозно ответила:

— А ты что думал? Надо будет — выгоню!

По площади прокатился дружный смех.

Слова попросил Агаев.

— Дорогие товарищи крестьяне! Рабочие Баку, которые прислали меня и других большевиков к вам на помощь, передают вам горячий революционный привет. Весть о вашей победе вдохновляет и нас. Как вам должно быть известно, бакинцы не сидят сложа руки. Не проходит дня без борьбы против англичан и мусаватских беков. Когда мы выезжали к вам, рабочие Баку готовились к новой стачке. Сегодня, в этот жаркий майский день, там не работает ни один промысел, ни один завод, ни одна фабрика — забастовал весь Баку! Он борется и будет помогать вам, а вы должны помочь ему, укрепляя свою Советскую республику. Да здравствует Советская Мугань, товарищи! Да здравствует Советский Азербайджан!

— Да здравствует Советский Азербайджан! — раздалось дружно в ответ.

После митинга Агаев и Коломийцев собрались идти в соседнее, русское село, и сельчане гурьбой проводили их до самой околицы.

По дороге Агаев заинтересовался Салманом, его кличка — Гимназист. Разговорившись, предложил стать его секретарем-переводчиком в ленкоранском отделении партии "Адалят", на что Салман охотно согласился.

На рыбацком катере "Павлик" вернулся из Баку машинист Тутин. Вести он сообщил нерадостные. По требованию английского командования мусаватское правительство начало жестокую расправу со стачечниками, арестовало весь стачечный комитет.

Тутину удалось заварить шар колоризатора. Двигатель был собран и опробован. На следующий день "Встреча" вышла с острова Сара и взяла курс на север, в Астрахань.

Где-то в море, в районе Дербента, "Встреча" разминулась с рыбницей Кожемяко, шедшей к бакинским берегам.

12

Буксирный катер вывел рыбницу Кожемяко из дельты Волги в открытое море.

Под свежим нордом на палубе было прохладно. Команда рыбницы и пассажиры разбились на двойки, установили график дежурства: Сарайкин и Сергей пошли досыпать, а друзья-астраханцы уселись на палубе, разговорились.

Сутки пути прошли спокойно, если не считать разыгравшегося норда и сильной качки. Сергей видел, как тяжело переносят качку Лукьяненко и Топунов, и ему было от души жаль их — ведь сам он еле крепился.

Под утро, когда лодка миновала банку "Жемчужную", Дудин, дежуривший с Ульянцевым, разглядел в серых сумерках силуэты трех судов. Шли они без огней. По тревоге подняли остальных.

Судя по очертаниям, это были грузовые транспорты, шли они кильватерным строем; судя по курсу — из Порт-Петровска в Гурьев. Всмотревшись, Сарайкин сказал:

— Впереди — "Элиануш" Нобеля, вооружен двумя пушками.

— Значит, сопровождает транспорты с военным снаряжением.

— Приготовить оружие и бомбы, — приказал Ульянцев. — В случае чего — живыми не сдаваться. — При этом он посмотрел на Сергея то ли с сомнением, то ли с сожалением в темных глазах. — Всем в кубрик, на палубе останемся я и Кузьма.

Кузьма, перекрестясь, сменил у руля Дудина, Ульянцев сунул за пояс под ватником две гранаты.

Сильный ветер стремительно нёс рыбницу наперерез огромным судам. Там заметили рыбницу, дали сигнал короткими гудками, потом замигали топовые огни на передних мачтах. Почти у самого носа последнего судна рыбница круто свернула вправо и прошла под его кормой.

Перегнувшись через борт, боцман в ярости крикнул:

— Куда прешь, мать твою растак!

Кузьма снял треух и стал смиренно кланяться боцману, а тот потрясал кулаками и орал что-то.

На заре, когда на горизонте растаяли последние дымки транспортных судов, сзади по курсу рыбницы показался миноносец. У Сергея, несшего вахту, похолодело сердце: "Наверное, транспорты сообщили по радио своим и миноносец погнался за нами".

Миноносец шел стороной, в десяти — двенадцати милях от рыбницы.

— Да это же наш "Карлуша", "Карл Либкнехт"! — радостно воскликнул Дудин.

— Он самый, — сдержанно кивнул Ульянцев.

Кожемяко сунул в руки Сергею белую тряпку и приказал:

— А ну, Сережка, полезай, семафорь!

Сергей ловко вскарабкался на мачту, уселся на рее и усердно замахал тряпкой:

— Э-ге-гей! На миноносце-е-е!

Но миноносец или не заметил рыбницы, или не обратил на нее внимания и проскочил мимо: Ульянцев знал, что Киров, Мехоношин и Сакс должны ехать в форт Александровский.