Лодки уходят в шторм - [3]
— Да. И горжусь этим!
— Прекрасно. В таком случае вы должны знать, что Мир Мустафа хан, ища защиты от персидских и турецких орд, обратился к русскому государю с просьбой взять вас, мусульман, под свое покровительство. — Сухорукин говорил менторским тоном, словно действительно вел урок в классе. — Мир Мустафа хан заключил договор с Россией и принял российское подданство.
— Знаю, — хмуро согласился Мамедхан. — Из двух зол выбирают меньшее.
— Допустим, — согласился Сухорукин. — Пойдем дальше. Мир Мустафа хан выдал свою дочь за русского офицера.
— При чем тут ханская дочь? — взорвался Мамедхан.
— Насколько мне известно, вы ведете свой род от этой самой ханской дочери и русского офицера.
— Я чистокровный талыш! — передернулся Мамедхан под общий смех.
— Какой же ты, батенька, чистокровный. Ты наш брат русак! Ну, Терентий Павлович, вот это прижучил! Молодец! — захихикал Алексеев.
— Пойдем дальше, — тем же тоном продолжал Сухорукин. — Генералиссимус Суворов писал царице о вашем досточтимом предке: „Оный хан к Российским подданным ласкателен“. Что же вы, Мамедхан, так нетерпимо относитесь к русским людям Мугани?
— Вот уж правда, что нетерпимо! — задергал козлиной бородкой Алексеев. — Хотя и вы, и ваш парламент едите наш, русский хлебушек.
Мамедхан озирался, как затравленный зверь.
— Ай балам! — закричал он. — Это вы начали: народ, народ. При чем тут народ? Народ пусть работает! Мы что требуем: распустить краевую управу, передать власть мусавату!
— Этому не бывать! — выпятил грудь Ильяшевич. — Русское воинство, которым я имею честь командовать, сумеет защитить Мугань!
— Защити, батюшка, защити! — подхватил Алексеев. — Мы за тобой как за каменной стеной.
— Видите, мистер Ролсон? — развел руками Мамедхан. — Без ваших солдат решить этот вопрос невозможно. Я говорил генералу Томсону и вам говорю: если англичане придут в Ленкорань, мы, мусульмане, с радостью вступим в ряды английской армии.
Ролсон кивнул.
— Ох, хитер! — заерзал в кресле Ильяшевич. — Нас с англичанами столкнуть хочет, а?
Однако быстро вы меняете симпатии, Мамедхан! — ухмыльнулся Сухорукин. — Два месяца назад вы говорили Нури Паше, что готовы вступить в турецкую армию.
— Верно! Говорил! — ударил по подлокотникам Ильяшевич. — А Нури Паша ответил… Дай бог памяти… — Он обернулся к адъютанту, тот вскочил. — Сафьяновую папку! — Адъютант поспешно вышел из комнаты. — Сейчас, батенька, я вам напомню, что сказал Нури Паша, — погрозил он изнеможенно откинувшемуся в кресле Мамедхану.
Что напоминать, Мамедхан и сам прекрасно помнил все. Когда генерал Денстервиль со своим отрядом „Денстерфорсом“ и правительство Диктатуры Центрокаспия бежали из Паку от наступавших турецких войск и в город въехал Нури Паша, а вместе с ним — мусаватское правительство Хойского, Мамедхан отправился на прием к Нури Паше, просил турок прийти на помощь мусульманам, и Нури Паша сказал ему…
Вернулся адъютант, подал Ильяшевичу папку.
— Вот, он сказал вам: „Передайте мусульманам, что им недолго придется ждать“. Каково, а?
Да, так он и сказал. Видно, не знал Нури Паша, что уже подписано Мудросское соглашение, по которому Турция „уступила“ Баку англичанам и что вскоре он не только покинет Баку, но и окажется их пленником.
— Вы туркофил? — недовольно спросил Ролсон.
— Что вы, мистер Ролсон, — заискивающе улыбнулся Мамедхан. — Мы, талыши, народ гостеприимный. Обычный визит вежливости…
— Повенчалась лиса с волком! — ехидно захихикал Алексеев.
Ролсон через плечо спросил что-то у сопровождавшего майора, сидевшего позади его кресла, тот наклонился и заговорил по-английски.
— Джентльмены, — неторопливо начал Ролсон. — Я внимательно выслушал и вас, — он ткнул трубкой в сторону Мамедхава, — и вас, — в сторону Ильяшевича. — Я искренне разделяю ваши волнения и доведу их до сведения генерала Томсона. Однако, джентльмены, вы прекрасно знаете, что мы пришли на Кавказ не для того, чтобы попирать суверенные права здешних народов, диктовать им свою волю, навязывать форму правления. Позволю напомнить вам слова генерала Томсона, сказанные им по прибытии в Баку. — Ролсон, не оборачиваясь, протянул руку, и майор вложил в нее листок бумаги. Ролсон принялся читать: — „Заявляю вам, как командующий союзными англо-франко-американскими войсками, что мы прибыли сюда, чтобы, согласно заключенному с Турцией условию, заменить турецкие войска, охранявшие до сего времени вашу территорию. Никакого намерения вмешиваться в ваши внутренние дела мы не имеем ни в настоящем, ни в будущем. Внутреннее управление страной или любой частью ее — дело исключительно самого народа, в которое союзники ни в коем случае вмешиваться не будут. Мы приходим к вам с одной лишь целью: водворить порядок, удалив германские и турецкие центры брожения, препятствующие восстановлению законности и порядка. Наши отношения ко всем народностям и всем вероисповеданиям будут совершенно одинаковы. Я надеюсь, что при нашей совместной работе все устроится как нельзя лучше“. — Ролсон сделал ударение на словах „совместной работе“ и многозначительно оглядел присутствующих.
Слушая Ролсона, Мамедхан вспомнил недавний солнечный воскресный день 17 ноября. Тогда он тоже находился среди ответственных представителей мусаватского правительства, собравшихся для встречи англичан на бакинской пристани, украшенной флагами союзников и мусавата. Все нетерпеливо посматривали на выстроившийся на рейде в две кильватерные колонны караван судов. В час дня к пристани первым подошел пароход „Президент Крюгер“, на котором два месяца назад бежал предшественник Томсона генерал Денстервиль.
Пионеры-герои — советские пионеры, совершившие подвиги в годы становления Советской власти, коллективизации, Великой Отечественной войны. Официальный список «пионеров-героев» был оформлен в 1954 году с составлением Книги почета Всесоюзной пионерской организации им. В. И. Ленина.Художественно-документальный рассказ.Художник В. Юдин.http://ruslit.traumlibrary.net.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.