Лодки уходят в шторм - [143]

— Семь вагонов сахару, семь тысяч пудов бензина, два вагона авторезины и еще много прочего, — перечислил Рожковский.

— Это было бы здорово! — оживился Пономарев.

— Только нам деньги нужны, товарищ Ни, тысяч двадцать, — сказал Фролов. — Надо купить наган, да и мало ли что…

— Деньги дадим. А вот как вы пронесете оружие на пароход? Такой тщательный досмотр…

— Моя жинка пронесет, — успокоил Фролов. — Придет ко мне на пароход с ребеночком, попрощаться вроде бы. Мальца же не станут обыскивать. Она вместе с ним и запеленает…

Оговорив с моряками детали операции по угону парохода и выдав им деньги, Лукьяненко проводил их и вернулся.

— Ну, здравствуй еще раз! — Лукьяненко сел на диван рядом с Пономаревым, обнял его за плечо: — Как там у вас? С чем приехал?

Пономарев изложил ему свою просьбу.

— Встречу устроим, — призадумавшись, ответил Лукьяненко. — Только придется тебе повременить. У них сейчас хлопот не оберешься. Время горячее, напряженное… — И Лукьяненко рассказал Пономареву о том, что правительство усилило репрессии. Министр внутренних дел публично грозился "беспощадно искоренить большевизм". По его приказу полиция разгромила центральный рабочий клуб, закрыла ряд газет, ведет повальные аресты. В первых числах марта, сообщил Лукьяненко, контрразведка напала на след Центрального военно-революционного штаба, созданного еще в октябре девятнадцатого года. При обыске на квартире члена штаба Габиба Джабиева были обнаружены списки организации, документы, планы. В тот же день контрразведка арестовала несколько десятков человек, и среди них многих членов ЦК. Арестованных распределили на три партии: одних заключили в баиловскую тюрьму, других этапировали в Гянджу, третьих отправили в распоряжение петровской контрразведки.

— Помнишь Дадаша Буниатзаде?

— Как же! Он тоже арестован?

— Приговорен к расстрелу.

— Не может быть!

— Сам губернатор Тлехас вынес приговор. Говорят, вызвал Дадаша на допрос, стал корить его: "Ну что вы идете против правительства? Вы же мусульманин. Ну, допустим, придут русские. Они же заставят вас подметать улицы!" А Дадаш с усмешкой ответил: "Не вижу в этом ничего страшного, так как один коммунист должен управлять, а другой, если нужно, подметать улицы".

— Неужели расстреляют?

— От них всего жди… Месяц назад полиция схватила Али Байрамова.

— Члена ЦК?

— Да, и члена Военно-революционного штаба. Тоже из "гумметистов", капитаном плавал на Каспии. В ночь на двадцать третье марта полицейские зверски убили его. Весь пролетариат Баку шел за его гробом, когда хоронили.

— Что же теперь будет?

— Потери большие, трудности неимоверные, — признал Лукьяненко. — Но штаб продолжает действовать. Председательствует Мирза Давуд. И Гамид Султанов активно сотрудничает. Так что продолжаем вооружать рабочих, создавать боевые дружины, отряды кавалеристов, пулеметчиков, подрывников. Специальные отряды охраняют промыслы… Вот такие дела, Иосиф, — закончил Лукьяненко свой невеселый рассказ. — Завтра я должен повидаться кое с кем, скажу и о тебе. Ты где остановился?

— Есть тут земляки…

— Пойдем ко мне, у меня поживешь.

— Спасибо, Толя, не беспокойся об этом.

— Нечего, нечего! — настоял Лукьяненко и интригующе добавил: — Познакомлю тебя с одним интересным человеком. Обрадуешься. Ну ладно, мне сейчас надо идти в порт. А ты никуда не уходи, сиди здесь. Ягуб покормит тебя. Вернусь, вместе пойдем.

Вернулся Лукьяненко не скоро, перед самым закрытием лавки.

Шли через центр города, но Молоканской улице. Проходи мимо театра "Поль-Мель", Пономарев невольно обратил внимание, что афиши спектакля с запомнившимся ему названием "Большевичка, или Тайна запломбированного вагона" уже нет. Спросил об этом Лукьяненко.

— Конфуз получился, — ответил он. — Выяснилось, что этот бред сочинил не "американец мистер Мен", его состряпали двое ловких дельцов из театра, чтобы обстричь доверчивых обывателей.

Лукьяненко снимал квартиру в районе Кубинки. Вдоль немощеных улиц с непросыхающей зловонной грязью тесно лепились приземистые домишки с маленькими, темными дворами. По улицам бегали босоногие ребятишки, запускавшие бумажных змеев, важно ступали навьюченные верблюды, бойко семенили ослики с тяжелой поклажей, на углу гудела жаровня продавца каштанов, прямо на тротуаре, облепленные мухами, пылились лотки халвачи с ореховой и кунжутовой халвой. Подозрительные личности останавливали каждого нового в этих местах человека, предлагая ему контрабандные товары.

В полутемной комнате, куда Лукьяненко ввел Пономарева, навстречу ему с лежанки поднялся невысокий плотный человек с окладистой красновато-рыжей от хны бородой, похожий в своих рубищах на дервиша.

— Салам, Иосиф, — улыбаясь, обнял он Пономарева. — Не узнал? Ай дад-бидад Ардебиль!

— Бахрам?! — Пономарев, отстранясь, стал разглядывать его. — Живой! Вот радость-то какая! Мы-то думали…

— Бахрам чудом спасся, — сказал Лукьяненко. — Расскажи, расскажи ему, Бахрам. А я помозгую, чем вас покормить.

— Что рассказывать? Когда англичане напали, мы ушли кто куда. В лесу мне встретился хороший перс, пожил я у него в селе, потом отправился в город Мешедесер. Там меня схватили ажаны, привели к своему начальнику. Ну, я стал заливать, что я купец Кяблеи Дадаш из Тавриза — там на самом деле есть такой купец, — что меня в Бендер-Гязе ограбили большевики. Конечно, рисковал сильно: а вдруг начальник знает Кяблеи Дадаша? Но мне повезло, начальник поверил. В Тавриз я не пошел. Подался в горы, пешком от села к селу, добрался сюда…