Лоция ночи - [15]
Шрифт
Интервал
Где тривиум преподают
Скользящим в небе школярам),
Как хоровод детей пророчащих, блаженных,
И голова кружилась — я ушла,
Поцеловав ей руку. Говорила
Мне вслед она: «В обрезанное сердце льется Жизнь,
Любовь, и дух, и царствие, и сила,
А что-то колет — плюнь и веселись».
Ну я и плюнула — у ног лежала
Игла, светясь мертво и ало,
И с нею в лес я, к змейкам, побежала:
«Где нищая? Я подарю ей жало».
61. Без вдохновенья и труда
Без вдохновенья и труда —
А просто жилы развязала,
Веселой рыбой в неводах
Я на хвосте, хвосте плясала.
Вода — фонтаном из ума,
И пролилась — в дрожащий ум,
Я в ней плясала до утра
Среди двора — ни чувств, ни дум.
Живая, страстно-ледяная
Вода — из глаз и из ушей,
И изо рта — как бы из бездны,
Сейчас поднимет Божье имя
Со дна глубокого морей —
Все закружится и исчезнет.
62. Кошка
Пред пышною болезнью лета,
Пред тем, как зеленеть, бывает
Такая ночь, — все замирает.
Земля как будто зажигает
Фитиль расцвета — а сама,
Зажмуриваясь, отбегает.
Всю ночь визжала под окошком
Надсадно Мурка, наша кошка,
Хоть я ее увещевала —
Она мешала и орала.
«Зачем кричишь так страстно, низко?
Уймись!
Ты монастырская же киска —
Молись!»
В нее и камнями швыряли,
А все орет, как одалиска,
Как будто валерьянку в миску
Ей подмешали.
Как будто помыслы греховные,
Когда мы рыбу ей ломали,
Скользнули с пальцев и упали
В ее доверчивую пасть.
63. Последние минуты Страстной
Страстная идет по ступеням тяжелым,
По каменным — в человечий рост,
И вдруг исчезает она — под гуденье
Разбивчатое — у звезд.
Быть может, и дальше идет — не видно.
Обидно, но глаз мой плох.
Монашкой закутанной шла — на вершине
Все скинула. Видно, что Бог.
64. Сестра-Яблоня
Кипарис в Гефсиманском саду
Не так печален, как ты,
Сестра моя бедная, Яблоня,
Белея средь темноты.
Как в пост ты худеешь, сушеешь,
Как ветки крестами ломаешь,
Не раньше ты лист выпускаешь,
Как звякнет высоко: «Воскрес».
Мы долго с нею стояли,
Вздыхали и громко молчали,
Так громко — как будто стучали
Внутри сторожа в колотушки.
Поправила я ей солому,
Погладила ствол и пошла,
Псалмы распевая,
Не вдруг понимая,
Что вижу рассеянным зреньем,
Что рядом кто-то идет.
Смотрю — это яблоня рядом
С усилием скачет на ножке
На белой и длинной, и плачет.
«Увидят! Нельзя! Обидят!
Пойдем, я тебя провожу».
И тихим покорным животным
Она поспешила обратно,
На руку мою опираясь,
На место свое у ограды
И прыгнула крашеной ножкой
В замерзшую темную лунку.
Поправила сбитые ветки
Я ей, корешки утеплила,
Шепнула: «Не делай так больше.
Обидят». Она мне кивнула.
Блаженная! Замерзшая! Не век же так!
Ты скоро расцветешь цветами мягкими,
Где крестик золотой внутри качается.
65. О ней же
Я ей просфоры приношу,
На ветку вешая, а утром
Уже я их не нахожу —
Должно быть, птицы их уносят.
Стоит — как будто на бегу,
Стоит, чудесная, в снегу —
Смоковницы ли антипод?
Раз в Рождество в мороз пришла
Я к ней, вдруг — стук! —
Упало что-то на клобук —
Зеленый тонкокожий плод.
66. Дурачок
Привезли убогого —
Излечить в монастырь,
Чтоб от жизни промоленной, строгой
Сошла его дурь.
Будто свечки втыкает в плечи —
Так он крестится, дурачок,
И из глаз его синие реки
К Богородице наискосок.
Он ей шепчет тихие речи
Всё бочком, как побитый щенок.
Будто Бог его манит — он ближе,
Вот, шатаясь, встал на порог
Дома царского. «Благослови же!» —
«Дурка, дурка, ведь то ж дурачок!»
67. Далекие старцы
Вот я лежу на дне колодца
Самоиграющею лютней —
Святые, видите меня,
Вы на горах своих лиловых?
И шепотом, но бестелесным,
Но световым таким шуршаньем
Они мне отвечают: «Видим
Чрез шар летающий хрустальный
И даже иногда играем
На струнах мы твоих
Иной раз».
68
Дни перед Пасхой, дни Поста
Гармошкой со-разводятся,
То становлюсь я как черта,
То все во мне расходится.
Вот-вот совсем я растворюсь,
Заброшусь в неба чан — тряпицей,
И облаками разбегусь,
И клювом размешают птицы.
69
Прости, Господь, — Ты был Фазан,
А я — охотник, стынущий в тумане.
Он слышит голос, щупает колчан
И сам себя нашел в колчане.
И выстрелил. Лечу так высоко,
Стрелой звенящею зеленою, как птица, —
О, если б мимо! Если б в молоко!
Сломаться бы! О, уклониться!
Но вот — Фазан, охотник и стрела
Стремительно меняются местами.
О встречи миг, — когда она вопьется —
Все закричит, все разобьется,
Исчезнет все под небесами,
И сами небеса, и сами.
70. Ночь на Великую Субботу
В поварне красят яйца
И молчат,
Я краски разотру
И выйду в сад —
Мне руки черными
От краски показались.
Как тонок иней на земле,
Деревья сжались.
Глядит в сторонке Марс,
Забравшись на насест, —
К утру все звезды
Станцевались в крест.
Затихло все — от ангелов
До малых сих,
И даже мира Князь,
Я чувствую, затих.
Две тыщи лет назад
Он ранен был,
Как треснул ад —
Он так вопил,
И мечется — ведь раны злее
С годами, злоба тяжелее.
Сегодня же и он уполз,
И грех примерз.
Весна. Мороз.
От тихости и скорби
Этих мест
К утру все звезды
Станцевались в крест.
71. Воскрешение апостолом Петром Тавифы и попытка подражания
«Ты, Петр, слышал?
Тавифа наша умерла.
Так хорошо она пряла,
И вот — не дышит».
Она — как точка, девы — кругом,
И Петр среди ее подруг
Глядит на корни своих рук
С испугом.
Он сомневался:
«Природы чин! Я не могу!»
А огненный язык в мозгу
Лизался.
«Ты можешь! — Сила распевала. —
Ну, в первый и последний раз!»
Он поднял руки и потряс,