Лия - [62]
— Я попрошу, чтобы она осталась, мне удастся ее убедить! Марике три года… Лия останется, ведь она меня любит…
— А Милика?
Кристиан отвечает сразу, ответ давно готов:
— Милика ничего не потеряет. Она еще молодая, найдет другого. Все объясню ей, и она мне поверит. Она поймет меня и простит. Милика — умная девушка.
На улице Кристиан вконец теряет терпение:
— Давай возьмем такси…
— Спешка вредит делу, — пытаюсь я его успокоить.
— Что ты имеешь в виду? — подозрительно спрашивает он.
— Я имею в виду то, что ходьба успокаивает.
— Я вполне спокоен.
Я улыбаюсь и искоса поглядываю на его разгоряченное лицо.
Мы идем молча. Он по-прежнему волнуется, забегает вперед, останавливается и нетерпеливо поджидает меня. Я снова предпринимаю попытку что-нибудь у него разузнать.
— Ты веришь, что сохранил прежнюю страсть к Лии, а может, просто воспоминания разожгли огонь в твоей душе. Смотри, как бы это пламя не оказалось опять разочарованием, не ошибись…
— Нет-нет, даже не сомневайся. Я все решил. Моя любовь жива. Она реальна. Она сильна, как и раньше.
— А почему ты любишь Лию? Ты отдаешь себе отчет?
Кристиан бросает на меня короткий взгляд, желая убедиться, что я не иронизирую. После недолгого размышления он отвечает:
— Конечно, человек любит… не за что-то конкретное — за красивые глаза, фигуру, грудь или необыкновенные ноги. Женщину любят за другое, за нечто таинственное в ней, неизвестное, неопределенное, загадочное, что влечет и захватывает твое воображение. Когда ты понимаешь, за что именно любишь женщину, в этот же миг большое и красивое чувство, еще недавно расцветавшее в твоей душе, уходит и больше никогда не возвращается. Мне всегда казалось, что как только Лия станет моей, все разрушится, вся ее тайна испарится. Я наивно полагал, что люблю ее за глаза, улыбку, тело, и что как только все это станет мне знакомо, Лия превратится в обыкновенную женщину. Теперь я вижу, как заблуждался, ведь до сих пор мне не удалось постичь тайну нашей любви. Но я не делаю из этого трагедии. Наоборот. Я ни за что на свете не хотел бы разгадать эту скрытую в ней загадочность, то неведомое, за что я ее люблю.
Мне нравится его ответ. Видно, напрасно я решил, что Кристиан поверхностен.
Мы приближаемся к вокзалу, и с каждым шагом первоначальное рвение и возбуждение Кристиана ослабевают. Он все чаще молчит, отвечая на мои вопросы сдержанно и однозначно. Однако во всем — в словах, жестах, походке — чувствуется охватившее его напряжение.
Стоит погожий ноябрьский день — солнце по-летнему заливает улицы, только не греет. Недавние заморозки еще сильнее обнажили деревья, и палая листва шуршит теперь под ногами. Мы идем по безлюдной боковой улочке, куда еще не добрались дворники. Вокзал уже близко, нам приходится пробираться сквозь нарастающий встречный поток пешеходов, поэтому и без того принужденный разговор сходит на нет. Кристиан заметно обеспокоен. Он больше не забегает вперед, как в начале пути. Время от времени мне даже приходится его поджидать. Подойдя к широко распахнутым дверям вокзала, Кристиан смотрит на меня, бледнеет и слабо улыбается:
— Смелее, курица, под нож попадешь, — подбадриваю я Кристиана и даю ему легкий подзатыльник, желая вывести из растерянного оцепенения.
Я ударил его не сильно, но от неожиданности Кристиан теряет равновесие и задевает необъятную женщину с двумя большими чемоданами. Оперевшись на свои чемоданы, она принимается кричать во весь голос:
— Бесстыдники! Верзилы! Хулиганье! Милиции на вас нет в каталажку свезти!
Мы быстро ретируемся и бросаемся в толпу. Это происшествие несколько ослабляет напряжение, сковавшее Кристиана, и он весело и непринужденно смеется. Я беру его за руку, и мы наугад идем по залу ожидания, внимательно вглядываясь в лица всех женщин. Я тоже смотрю по сторонам, хотя трудно представить, как я сумею узнать женщину, которую никогда не видел.
Кристиан крутит головой во все стороны и, не задерживаясь, устремляется вперед, словно кто-то подталкивает его копьем в спину:
— Здесь ее нет, здесь тоже, и здесь… — бормочет он, увлекая меня за собой.
Обследовав первый этаж, мы поднялись на второй, наконец Кристиан зло говорит:
— Нет ее! Так я и знал! Я был уверен, что она опять сыграет со мной один из своих фарсов. Я-то, дурак, поверил… Она ничуть не изменилась, это в ее стиле, — на его губах появляется победная улыбка.
— Погоди, не кипятись, — одергиваю я его, — у нас еще целый час. К тому же не забывай, что мы не были на перроне.
Мы обследуем перрон вдоль и поперек, и вместо Лии наталкиваемся на знакомую женщину с чемоданами, которая злобно косится на нас.
Мы садимся на скамейку, и Кристиан продолжает рассерженно бормотать:
— Вот так вот! Надувательство с большой буквы! Я это предвидел, поэтому и мучился так долго, пока решился… Чего бережешь, того не избежать! Комедия, да и только!
— Перестань, ты словно та баба, даже хуже, — не выдерживаю я. — Даже если не встретишь ее, в этом нет никакой трагедии. Главное, она тебе написала, — я лезу в карман за письмом, но вспоминаю, что оставил его на столе, — она написала, что только от тебя зависит, увидишь ты ее или нет.
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Действие романа известного молдавского прозаика Самсона Шляху происходит в годы Великой Отечественной войны в оккупированном фашистами городе. Герои книги — подпольщики, ведущие полную опасностей борьбу. Роман отличается детальной разработкой характеров, психологизмом, постановкой серьезных нравственных проблем.