Ливонская чума - [62]

— Не чума, так злые люди, — возразила Соледад. — И уж я-то позабочусь о том, чтобы они прознали — кто виновен во всем! Неужели ты думаешь, я позволю ему умереть от болезни? Просто сгореть в одночасье, как сгорят все эти бедняги? — Она резко махнула рукой, словно желая обнять дома, спящие поблизости и не ведающие о том, что колодезная вода, бывшая для них источником жизни, скоро превратится в источник погибели. — Нет! Нет, Георгий! — Соледад остановилась, схватила своего любовника за плечи и сильно встряхнула. — Я приготовила для него и его близких совсем другую смерть! И когда она настигнет моих врагов, они пожалеют о том, что, на свое несчастье, избежали чумы!

Они вернулись в таверну и собрали вещи, которые могли бы им пригодиться. Весь реквизит фокусника остался в сундуках. Брали только одежду и деньги.

Затем Соледад спустилась во двор, где в клетках шипели и бесились голодные животные. Несколько минут женщина рассматривала их сквозь прутья, скаля зубы и сильно фыркая носом.

— Бедные твари, — любуясь их яростью, проговорила она. — Вас давно не кормили? Вы голодны? О, как мне вас жаль! Ваш хозяин забыл дать вам еды. Но это только половина беды. Ваш хозяин мертв! Кто из вас заразил его этой болезнью? Ты? — Она наклонилась к клетке, где лежала змея, и тотчас отпрянула, когда холодная тварь метнулась к прутьям и сильно ударилась о них плоской головой.

Соледад засмеялась.

— Нет, ты не убиваешь болезнью! Ты душишь, а потом поглощаешь свои жертвы и подолгу лежишь с набитым брюхом. Нет, это не ты…

Ведьма медленно подошла ко второй клетке. Гарпия, заточенная там, испустила несколько пронзительных хриплых криков. Эта тварь с когтями на кожистых крыльях выглядела жутко. В клюве у нее сохранились зубы, как у щуки. Соледад осматривала тело умершего хозяина и успела заметить на его вздувшейся руке несколько посиневших точек.

— Это ты! — сказала Соледад гарпии. — Ты укусила своего хозяина, когда он, несчастный доверчивый добряк, пришел накормить тебя мясом. Ты ухватила его своим зубастым клювом и впрыснула яд, который оказался чумой! Как тебе это удалось? Ты заражена? Но почему ты не умираешь? Ты носишь болезнь в своем теле, но сама ею не болеешь? Какое прелестное свойство! Бьюсь об заклад, Киссельгаузен об этом знать не знал. Я видела у него книгу о тварях вроде тебя, но не читала ее… А надо бы почитать! Глупый немец. Неудачливый немец. Терпеть не могу таких. Хорошо, что он умер.

Соледад прошлась по двору широким шагом, подбоченясь, словно готовясь к танцу. Она даже сделала несколько па, размахивая юбками, но затем остановилась и снова принялась бормотать себе под нос.

— Но что же мне, однако, с вами делать? Выпустить вас на город или убить?

Она поднесла к своему лицу руку с растопыренными пальцами и пошевелила ими, внимательно глядя, как поблескивают под лунным светом кольца.

— Убить? Для чего? Кстати, это небезопасно. Вы ведь будете сопротивляться, мои хорошие. Вам ведь дорога ваша немая, бессловесная жизнь, которая медленно течет по вашим глупым телам… Пожалуй, я открою клетки. Вас ждет много любопытного в жалком городишке, куда завела нас с вами наша удивительная судьба.

Она протянула руку и осторожно сняла замки.

Змея медлила еще некоторое время, но затем начала спускаться. Ее тело стекало из клетки на землю долго, бесконечно долго, и лунный свет гулял по чешуйкам. Гарпия вдруг ударилась о дверцу всем телом, каркнула несколько раз и, неуклюже переваливаясь из стороны в сторону, выбралась на волю. Она прошлась пo двору — толстая, несуразная, с торчащими перьями, похожая на дурно ощипанную индейку. Тварь вытянула длинную шею и разинула клюв. Соледад явственно различала зубы и сильный, извивающийся, как у змеи, язык. Послышалось резкое, злое шипение. Гарпия сделала быстрое движение клювом в сторону Соледад и ухватила ее за юбку.

Соледад выругалась и выдернула подол из клюва твари, оставив гарпии кусок.

— Ах ты, мерзкое созданье! — крикнула Соледад и топнула ногой. — Убирайся! В твоем распоряжении — все небо! Лети!

Гарпия, словно понимая смысл сказанного, наклонилась, провела клювом по встопорщенным сальным перьям у себя на груди, а затем расправила крылья. Крылья оказались огромными, шире, чем представляла себе Соледад. Они сделали несколько медленных взмахов — и подняли массивное тело гарпии в воздух. Она пронеслась над головой женщины, уронила на редкость вонючий помет на середину двора — и улетела прочь, испуская ликующие дикие крики. Тьма с охотой поглотила ее.

А Соледад вернулась в комнату, где Георгий уже закончил сборы.

— Где животные? — спросил «наследник русского престола». — Что ты сделала с питомцами немца?

— Я их выпустила на волю, — сказала Соледад. — Негоже держать такие великолепные создания взаперти, ты не находишь?

— Мне уже все равно, — Георгий махнул рукой. — Связавшись с тобой, я отдал свою душу дьяволу. Думаешь, не понимаю? Прекрасно понимаю. Ну и что? Дьяволу — так дьяволу. Одно только обидно…

— Что? — спросила она с любопытством.

— Что я отдал ее, похоже, совершенно задаром, — с горечью проговорил Георгий. — Поиграешь ты со мной и предашь. Я ведь вижу тебя насквозь, Соледад Милагроса. Вижу, а поделать ничего не могу.