Ливиец - [40]

Но этот тип не был юным шутником. Когда я пробрался сквозь чащу колонн, птичья голова склонилась, руки взлетели вверх в ритуальном жесте – он приветствовал меня как равный равного. Кажется, он кое-что знал о той эпохе, в костюм которой нарядился.

– К чему эта комедия? – спросил я. – Не принять ли вам свой настоящий облик? А заодно назваться?

Он прикоснулся к амулету, свисавшему с пекторали.

– Умерьте ваше негодование. Эта маска сейчас предпочтительней, так как я хотел бы сохранить инкогнито. Это мое право, согласны?

Голос его казался нечеловечески гулким, наверняка синтетическим. И, разумеется, никаких ментальных излучений – в Инфонете есть сотня способов, чтобы блокировать их. Видимо, это и было истинной причиной выбора места для рандеву.

– Ваше право – остаться безымянным, мое – отказать вам в беседе, – нахмурившись, промолвил я.

– Но вы же не отказали.

– Это еще не решено. Чего вы хотите?

Он промолчал, продолжая играть амулетом. Птичья маска не передавала мимики, голос его был искажен, ни мыслей, ни эмоций я уловить не мог, однако кое-что прояснилось. Многое можно скрыть в Зазеркалье, но истинная природа человека рано или поздно просвечивает сквозь любую пелену. Жесты, речь, осанка, манера держаться – это способен переделать лишь великий художник, творец иллюзорного бытия, да и то после изрядных усилий. Мы долгожители, а это значит, что с течением лет и веков мы все больше и больше становимся сами собой. Мы не стареем и как будто не меняемся, но это не так: черты характера, привычки, переживания, итоги размышлений – словом, все, что составляет наше эго, – откладывается в душе и, как печать времени, формирует нашу внешность и ментальный облик. Спрятать их, завуалировать – почти неразрешимая задача.

Мой незнакомец в маске Тота был высокомерен, самолюбив, упрям. Вероятно, он привык полагаться на собственное мнение и не стеснялся навязывать его другим; это, вкупе с умом, решимостью и упорством, делало из него прирожденного лидера. В древности он стал бы незаурядным полководцем, а в другие, более цивилизованные эпохи – политиком, вершителем судеб миллионов. В наше время амбиции таких людей имели более разумный выход – у Модераторов и Чистильщиков, как и у нашего Койна, хватало опасных и сложных проектов.

Наконец он нарушил молчание:

– Вы – исследователь прошлого, один из самых опытных агентов-наблюдателей. Я нуждаюсь в вашей консультации. Если я скрыл свое имя, то есть ли в этом повод для отказа?

Просьба, но сформулированная так, будто мне оказывали милость.

– Отчего бы вам не обратиться в наш информационный мегалит? – сухо поинтересовался я. – В нем наверняка есть то, что вы желаете узнать.

Он покачал головой. Было странно видеть этот жест, столь человеческий, у бога-ибиса, лишенного шеи. Перья прошли сквозь его плечи, напомнив, что передо мной всего лишь голограмма.

– К сожалению, я не нашел там ничего полезного – ничего, кроме описания устройств, которые вы берете с собой. А меня интересуют детали их использования.

Разумеется, он говорил о ментальных инструментах. Погружаясь в прошлое, мы не можем взять с собой ничего материального, ни средств защиты, ни записывающих приборов, однако мы не безоружны: в момент экстракции психоматрицы к ней добавляется инструментальный блок, сложная псионная структура с набором модулей. Важнейший из них гарантирует нам возвращение в миг гибели носителя-партнера, и еще один, почти такой же важный – полную запись увиденного, услышанного и всех остальных испытанных ощущений. Эти два псионных аппарата, финишный модуль и модуль фиксации, имеют наивысший приоритет и действуют с полной надежностью, вне зависимости от характеристик мозга, избранного хронавтом. Кое-что из остального снаряжения тоже работает с гарантией, а кое-что – увы! – определяется носителем. Так, прямое восприятие мыслей и телепатический контроль возможны лишь тогда, когда партнер имеет к этому способности, пусть на самом зачаточном уровне.

Мысленной командой я вызвал свой привычный уголок – камин с мерцающим пламенем, часть стены и кресло. В этом зале они смотрелись скромной заплаткой на роскошном одеянии. Акт противоречия, не более того…

Я опустился в кресло.

– Вы хотите спросить о чем-то конкретном?

– Да. – Он тоже сел – в возникшую из пустоты иллюзию трона. Сел и погрузился в молчание, смысл которого был мне понятен: я изучал его, он изучал и взвешивал меня. Я уже догадывался, с кем имею дело, но эта догадка лишь подогревала мой интерес.

– Спрашивайте. Я, к сожалению, ограничен временем.

Мой собеседник задумчиво опустил голову, погрузив длинный птичий клюв куда-то в область солнечного сплетения.

– Вопрос касается ловушки Григса. Я не нашел данных о ее использовании.

– И не найдете. Такой информации не существует.

Ловушка Григса! Демоны Песков! Сказать, что вопрос меня удивил, было бы неверно – пожалуй, я был изумлен.

– Вы в этом уверены? – произнес он. – Темпоральные исследования ведутся около трех тысячелетий, с эпохи Джослина, и за этот период в прошлом побывали десятки тысяч наблюдателей. Я знаю о ваших контактах с гениями, великими провидцами, учеными, художниками, писателями… Участь многих была трагичной – голод, холод, болезни и ранняя смерть. Временами еще ужаснее – странные, можно сказать, неестественные привычки, моральная деградация, осуждение общества, иногда – самоубийство… Взять хотя бы Тьюринга или Оскара Уайльда… – Он сделал паузу. – Вы уверены, что никто не пытался спасти такого человека? Никто и никогда?..