Литвиненко. Расследование - [17]

3.131 Начальник двух полицейских офицеров-интервьюеров — инспектор Хайятт — дал устные показания Расследованию.

3.132 Опросы расшифрованы, и я полностью привел тексты расшифровок в качестве доказательств. Это, мягко говоря, необычно — занимаясь расследованием смерти, иметь в распоряжении длинные расшифровки интервью с покойным, сделанные незадолго до его кончины. Я полагаю, эти расшифровки имеют огромную ценность для Расследования.

Собственное объяснение Литвиненко своей болезни

3.133 Похоже, с первых же дней своей болезни Литвиненко осознавал, что был умышленно отравлен. Приказчиков вспомнил, что когда он приходил к ним, возможно, 3 ноября, Марина Литвиненко спрашивала его, не мог ли мистер Литвиненко быть отравлен. Закаев вспомнил, что 4 или 5 ноября обсуждал с мистером Литвиненко вероятность того, что его отравили.

3.134 Кто, по мнению Литвиненко, мог его отравить? В первом из полицейских интервью в первые часы 18 ноября Литвиненко сказал детективу инспектору Хайятту, что отравителем мог быть один из троих человек. Трое человек, которых он назвал, были Марио Скарамелла, с которым он обедал в Itsu в первой половине дня 1 ноября, Андрей Луговой и Дмитрий Ковтун, с которыми он встретился позже тем же днем в Pine Bar в отеле «Миллениум». Литвиненко сказал инспектору Хайятту кое-что еще. Он сказал, что хотя публично заявлял о встрече с Скарамеллой 1 ноября, но умышленно не говорил ничего публично о встрече с Луговым и Ковтуном. Вкратце он объяснил это инспектору Хайятту следующим образом: он надеялся, что Луговой и Ковтун будут достаточно уверены в том, что они вне подозрений, чтобы вернуться в Лондон, где их могут арестовать. В своих устных показаниях мне Закаев заявил, что это была стратегия, которую он и Литвиненко разработали вместе.

3.135 Незадолго до того, как покинуть больницу Барнет (возможно, 17 ноября), Литвиненко дал интервью журналисту Дэвиду Леппарду. Леппард написал статью на основе этого интервью, которая вышла в воскресенье 19 ноября в Sunday Times. Я прикладываю к доказательствам оба этих материала: статью и расшифровку интервью. Из этих документов видно, что Литвиненко высказал Леппарду предположение, что его отравил Скарамелла. Он совсем не упомянул господ Лугового или Ковтуна. Стратегия, которую Литвиненко изложил инспектору Хайятту в последующем интервью, кажется объяснением того, что иначе казалось бы загадочным упущением.

3.136 Существует, однако, еще один связанный с этим вопрос. В свидетельствах, которые я выслушал от друзей и знакомых Литвиненко, повторяется одна характерная черта: во время своего пребывания в больнице он говорил им, что уверен, что его отравил Скарамелла 1 ноября, а о встрече с господами Луговым и Ковтуном, состоявшейся позднее в тот же день, он либо умалчивал до какого-то времени, либо не упоминал вовсе. Об этом сказано в показаниях Юрия Швеца, Владимира Буковского и Ахмеда Закаева. О том же говорят и показания Бориса Березовского.

3.137 Нежелание Литвиненко сообщить друзьям о его встрече с господами Луговым и Ковтуном в день, когда он заболел, не может быть объяснено его стратегией заманить этих двух мужчин обратно в юрисдикцию, поскольку это были личные беседы с друзьями, которым он доверял. Разгадка этого, похоже, кроется в том, что Швец назвал «уязвленной профессиональной гордостью» Литвиненко. Он сказал:

«Он мучительно переживал то, что как профессионал он потерпел поражение. <…> Он всегда говорил: я могу распознать врага за милю, <…> поскольку я профессионал. Но в этом конкретном случае, в том, что касалось его собственной жизни, он полностью провалился».

Закаев, высказываясь в том же духе, объяснил, что Литвиненко как бывший офицер ФСБ давал ему советы относительно личной безопасности и предупреждал его, что «они могут подослать человека из моего прошлого, кого-то, с кем у меня были хорошие отношения, <…> и именно от этого человека может исходить угроза». Он сказал, что мистер Литвиненко был «смущен» тем, что «именно это сценарий <…> был использован в его случае».

3.138 Эти свидетельства, на мой взгляд, убедительны. Кроме того, они ценны, поскольку предлагают относиться к тому, что касается оценки Литвиненко встречи с господами Луговым и Ковтуном — в особенности, к его описанию встречи 1 ноября — с осторожностью. Есть вероятность, что эта оценка содержит некоторые неточности, допущенные Литвиненко из-за его уязвленной профессиональной гордости.

3.139 Если имеющиеся в настоящий момент документы и вызывают некоторую неуверенность в том, кто, по мнению Литвиненко, был его отравителем, то нет никакой двусмысленности в том, кто, как он думал, несет за это ответственность. Березовский вспомнил, что когда он навещал его в госпитале, Литвиненко «настаивал, что это был прямой приказ Путина», хотя в то время Березовский с ним не согласился. Несколькими днями позже, ближе к концу интервью, которые он давал инспектору Хайятту, Литвиненко заявил:

«У меня нет каких бы то ни было сомнений в том, что это сделано российскими спецслужбами. Понимая, как устроена эта система, я знаю, что приказ о таком убийстве гражданина другой страны на ее территории, особенно если это касается Великобритании, мог быть отдан только одним человеком».