Литерный поезд генералиссимуса - [6]

Полковника Мишина, несмотря на представительскую машину «ГАЗ М-1», остановили: на дорогу вышел дядька лет сорока пяти и, небрежно колыхнув автоматом, указал рукой на обочину, куда следовало подъехать.

— Тормози, — распорядился Валерий Николаевич, — еще не хватало, чтобы пальнули.

Сержант, тряхнув русым чубом, охотно повиновался. Полковник приоткрыл окно и стал наблюдать за долговязым парнем с «маузером», быстро приближающимся.

— В чем дело? — спросил полковник.

— Командир первого истребительного батальона Вяземской области Васильев, — представился подошедший, вежливо и требовательно потребовал: — Предъявите ваши документы, товарищ полковник.

— Охотно. — Вытащив удостоверение, на котором крупными тиснеными буквами было написано СМЕРШ, Валерий Николаевич сказал: — Полковник Мишин, начальник военной контрразведки СМЕРШ Тридцатой армии.

— Можете проезжать, — удовлетворенно кивнул старший.

— Кого стережете?

— Немецких парашютистов.

— Ты мне вот что скажи, — произнес полковник, спрятав удостоверение в нагрудный карман френча. — Как давно вы тут стоите?

— Немногим более двух часов. Как нас по тревоге подняли, так мы сразу сюда.

— А где еще стоят ваши люди?

— Мой батальон перекрыл дороги к районному центру, а остальные сейчас прочесывают лес. Может, там кого-нибудь найдут.

— Ничего такого подозрительного не заметили?

— Ничего. Людей-то сейчас мало, в основном бабы. Но они как бы не в счет. Поселковые все. Наверное, диверсанты где-то в другом месте. А может, затаились где.

— А у того лесочка кто стоит? — показал полковник на темную полоску ельника.

— Там четвертый батальон.

— Ладно, разберемся… Вы тут построже. Проверяйте документы у всех. Особое внимание обращайте на военных. Хотя, чего это я вас учу? Вы сами все не хуже меня знаете. Поехали, Степан!

Сержант охотно притопил газ, и «эмка» заколесила по раскисшему чернозему. По днищу злобно заколотили комья грязи. Выехали к окраине леса, на котором стояла группа офицеров и что-то разглядывала под ногами. На обочине стояла крепко потрепанная полуторка с деревянными, выкрашенными в черный цвет бортами, подле которой курил молодой водитель и что-то сосредоточенно ковырял в земле носком сапога.

— Что тут у вас? — спросил подошедший Мишин.

— Кое-что нашли, товарищ полковник, — отвечал старший лейтенант Романцев, возглавлявший оперативно-разыскную группу. — В лесу под бурелом было запрятано четыре парашюта, и еще два отыскали вон в том овражке, присыпанные землей.

— Выяснили, сколько было парашютистов?

— Не менее пятнадцати. Отыскался еще один свидетель, местный житель, вот он и рассказал.

— И что он делал здесь в такой поздний час?

— Возвращался с насосной станции, работал в третью смену.

— Куда ведут следы?

— В сторону главной дороги. Наверное, направляются в Вязьму.

— Чего же им нужно в городе-то? — обескураженно протянул полковник. — Там такая рубка была, что целого здания не найти. Каменные дома все взорваны, а деревянные сожжены! А они опять туда все лезут!

— Возможно, их интересует железная дорога Москва — Вязьма. На этом направлении сосредоточены военные части.

— Все так, — устало согласился полковник Мишин, — а потому ты должен землю носом рыть, а всех этих диверсантов изловить в течение суток. Задачу понял, старший лейтенант, повторять не нужно?

— Так точно, товарищ полковник, — слегка распрямился старший оперуполномоченный.

Старший лейтенант Романцев был молод, не более двадцати пяти лет. На выцветшем кителе два ордена Красного Знамени. Черноволос. С небольшой седой прядкой на челке. Крупные карие глаза смотрели прямо, безо всякого смущения и чуток строго. В военной контрразведке служил практически с начала войны. Повидал всякого. Но никогда не забывал о том, что контрразведчик, настоящий армейский чекист. От опасности не уклонялся и, если требовала обстановка, воевал как простой солдат. В июле сорок первого под Киевом, когда после одной из вражеских атак был убит командир роты, он возглавил подразделение, точнее то, что от него осталось, восемь человек, и сумел удержаться на позициях еще двое суток до прибытия подкрепления. Лично подбив при этом танк. Именно за этот подвиг получил первый боевой орден. Так что ему было что рассказать и чем поделиться. Уж такого молодца передовой не напугаешь, а свое дело он знал исправно.

Осознав, что невольно погорячился, полковник Мишин продолжил, поумерив суровую тональность:

— Ладно… Ты парень с головой, свое дело тоже знаешь, работай! Как только будут первые результаты, немедленно доложить.

— Есть!

* * *

Сев в машину, Мишин заколесил по разбитой снарядами дороге. Машина, проявляя завидную изворотливость, объезжала многочисленные рытвины, воронки от снарядов. В одном месте, где колею слегка развезло гусеницами, машина завязла. И, казалось бы, надолго. Но вскоре, преодолев препятствие, «эмка» заторопилась далее, слегка забрасывая задок на глинистой разъезженной почве.

Едва полковник Мишин отъехал, как старший лейтенант тотчас принялся изучать следы от сапог. Они были свежие, человек здесь прошел часа два назад. Отпечатки не успели оплыть, границы четко обрисованы, во вмятинах собралась влага, выпавшая за последние полтора часа. Присев на корточки, Романцев всмотрелся в оттиск: подошва не изношенная, по контуру носка крохотные точки — отметины от набоек. Сапоги немецкие — только у них подошва прибивается гвоздиками.