Литературный театр - [3]

Особое значение для нас имел спектакль «Сжить себя в людской беде…» (по произведениям Ильи Габая). За несколько лет были подготовлены три версии этого представления – каждая последующая дополняла предыдущую. Первая появилась до выхода в свет книжки стихотворений «Посох» (М.: Прометей, 1990) – поэта и правозащитника, педагога Ильи Габая, трагически погибшего в 1973 году.

Его судьба, его поэтическое и прозаическое творчество, его публицистика, его правозащитная деятельность, а главное – поразительная личность этого бесстрашного и самоотверженного человека никого не может оставить равнодушным. Поэт Давид Самойлов назвал Илью Габая праведником, впервые появившаяся в нашей периодике статья о Габае – доктора исторических наук и писателя Г.Б. Фёдорова – была названа «Заступник» («Огонёк», 1989, № 21). Для тех, кто знал Илью Габая, учился с ним в МГПИ им. В.И. Ленина, работал в Алтайском крае (школы, где работали выпускники, находились примерно в 40 км друг от друга), постоянно общался все годы, кроме тех трёх, что он провёл в лагере общего режима за свою правозащитную (диссидентскую) деятельность, Илья был всегда образцом сверхчувствительной совестливости, бескорыстной человечности и, используя его же слова из заключительной речи на суде, «нравственной стерильности». 

Для воссоздания той атмосферы, в которой формировались личность и творчество Ильи Габая, – атмосферы Московского государственного педагогического института им. В.И. Ленина второй половины 50-х – начала 60-х годов – в спектакль были включены популярные студенческие песни тех лет, созданные Юрием Визбором, Владимиром Красновским, Адой Якушевой, другом Габая и соратником по правозащитной деятельности Юлием Кимом, произведения некоторых других его друзей по институту: стихи однокурсницы – Елены Гиляровой, отрывки из очерка соавтора Габая, ныне первого в России лауреата Букеровской премии Марка Харитонова «Участь», опубликованного – в сокращении – в журнале «Континент» лишь в 1996 году и только в 1998 году ставшего достоянием широкого круга читателей* – через два года после постановки третьей (последней) версии спектакля.

В спектакль были включены до сих пор не опубликованные, хорошо запомнившиеся по студенческой газете «Молодость» и по бурным спорам в студенческой аудитории рассказ «Виктор Петрович», поэма «Ясно – не ясно» (фрагменты из этой поэмы, в частности воспоминания о военной службе в Чечне, в Самашках, удивительно актуально прозвучали в 90-е годы).

Спектакли-коллажи, включавшие различные и разнообразные по жанрам произведения, ставились и как спектакли, включавшие различные театральные формы. Трагедия и комедия, сатира и лирика, бытовое повествование и возвышенно-поэтическая речь нашли своё воплощение как в формах игрового театра, так и кукольного, теневого, масок... В спектакле по произведениям Ильи Габая, в основе своей поэтическом представлении, в чём-то использовавшем традиции любимовских поэтических представлений театра на Таганке, эпизод «Человек и Четверг» разыгрывался как диалог с куклами; «Малоназидательная сказочка» включала элементы циркового представления, встречались элементы мюзикла, «зримой песни», студенческого капустника.

В спектакле по творчеству Н.В. Гоголя использовался теневой театр (дефилирующие по Невскому проспекту детали человеческого тела или туалета), кукольный театр (нос майора Ковалёва), театр масок (персонажи «Мёртвых душ» в популярных книжных иллюстрациях), эпистолярный жанр (диалоги Н.В. Гоголя с М.П. Балабиной и А.О. Россет-Смирновой, воспроизведённые на основе их переписки).

В спектакле, посвящённом жизни и творчеству А.К. Толстого, на теневом экране Главный министр подземного королевства на глазах у зрителей превращался в курицу; на руках у него появлялись цепи (из «Чёрной курицы…» Антония Погорельского). На теневом же экране возникали сторожа, которые вели советника Попова к Цепному мосту, – из «Сна Попова»; моська и бульдог, тень прабабушки – «персонажи», которые упоминаются в комедии Козьмы Пруткова «Фантазия». В воплощении этой же комедии участвовали и куклы – собаки, которых соперники на руку Лизаветы пытались выдать за пропавшую моську по кличке Фантазия. Притчеобразное «У приказных ворот собирался народ…» разыгрывалось как скоморошина с элементами акробатики, которая использовалась и в «Потоке-богатыре». В спектакль были включены и вокально-музыкальные, чуть ли не эстрадные номера.

Теневые силуэты стали участниками чеховского спектакля: «персонажи» сочинения институтки Наденьки N, своеобразный стенд с фотографиями мужчин, ехидная улыбка Кондрашкина и Настеньки, «богатый старик» – очень страшный, «ставший на пути» «загадочной натуры» из одноимённого рассказа… Унтер Пришибеев держал в руках маску, которая при произнесении последних реплик, звучавших на фонограмме, прикрывала лицо актёра. Использовались элементы эстрадного (пародийного) дуэта в сцене «предложения» Передёркина княжне Вере Запискиной (под звуки страстного танго и под танцевальные па исполнялся «жестокий» романс на слова А.Н. Апухтина). Каждая сцена (день) начинался с акробатического представления.